То есть для того, чтобы понять социальные, даже социально-экономические материи, надо обратиться к человеку. В “Проблемах генезиса...”, как объясняет автор книги, “поставлена проблема экономической антропологии, представляющей собой часть антропологии исторической. Такие темы, как отношение человека к земле, земельная собственность и ее специфика в древнегерманскую и раннесредневековую эпохи, особенности отношения к богатству, обмену и потреблению, рассматриваются в этой книге не в традиционной манере экономической истории, а именно в качестве проблем антропологических. Это означает, что предметом исследования историка являются не абстракции типа „производство”, „собственность”, „рента” и т. п., но направленная на них человеческая активность, равно как и умонастроения, психологические и ценностные установки людей и обусловленные ими формы общественного поведения. Иными словами, труд, присвоение, потребление, торговля, обмен дарами оцениваются антропологически ориентированным историком в качестве содержания мыслей и чувств людей изучаемой эпохи, их религиозности, мифов и вообще всего комплекса символических систем”.
И далее:
“Германец времен Тацита, франк периода записи „Салической правды”, скандинав эпохи саг — отнюдь не безликие существа, всецело поглощенные родовыми или общинными коллективами и неукоснительно исполняющие отведенные им социальные роли, это — индивиды, которые, будучи включены в системы родства, вместе с тем обладают собственными характерами и полагаются прежде всего на свои силы. Главная этическая ценность, определяющая их поведение, — личное достоинство, честь, добрая слава” (1, 13, 14).
Исследовательская мысль Гуревича проделывает как бы “двойной ход”, так сказать, “развивается по спирали”. В источниках, являющихся, на традиционный взгляд, памятниками исключительно социально-экономической истории, он ищет человека, а затем возвращается к социально-экономическим сюжетам. И получается, что оное социально-экономическое развитие невозможно ни адекватно описать, ни, тем более, удовлетворительно понять, если не брать в расчет тех людей, которые были не только и не столько объектами приложения слепых, безличных и действующих наподобие закона всемирного тяготения законов “развития производительных сил и производственных отношений”, но мыслящими и чувствующими субъектами истории.
Все проходит... Нет идеологического диктата, сменилась и исследовательская традиция, идеи, высказанные Гуревичем, не подвергаются отторжению научным сообществом, а, наоборот, считаются чуть не чем-то само собою разумеющимся.
В 1993 году в Министерстве просвещения Российской Федерации состоялось совещание историков, посвященное проблемам создания новых школьных учебников. В написании одного из таких учебников — разумеется, по истории Средних веков — принимал участие, даже был основным автором и Арон Яковлевич. После совещания он обратился к автору этих строк: “А вот рядом с конференц-залом, где мы заседали, находится кабинет министра, из которого меня выгоняли, когда этим министром был А. И. Данилов”. Когда я пересказал эту историю одному своему другу, тот заметил: “Прекрасно, когда такое происходит при жизни”.
При жизни... Деятельность Гуревича никак не завершена. В четвертом томе “Избранных трудов” предполагается обнародование новой, по-русски вообще не публиковавшейся (она была написана для международного издания) книги “Индивид в средневековой Европе”, над которой ученый работает прямо сейчас. Жизнь продолжается.
Дмитрий ХАРИТОНОВИЧ.
1Как-то не вполне ясно, сколько же всего томов будет в этом издании: в типографской сборке первого тома значится: “Избранные труды в 4-х тт.”, второго тома — просто “Избранные труды”, без указания числа томов. Ссылки на данное издание будут даваться в тексте, первая цифра означает том, вторая — страницу.
2Впервые опубликована в 1985 году как глава в первом томе коллективного труда “История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма” под названием “Аграрный строй варваров”; кстати сказать, в примечании к публикации этой работы в “Избранных трудах” опечатка — “Социальный строй варваров”.
3Вот еще один пример такого отношения к Средним векам. Слово “Возрождение” мы всегда пишем с большой буквы, а “Средневековье” — не всегда. Я всюду употребляю прописную, но в цитатах — так, как приведено в тексте.
4Гуревич А. Я. Европейское средневековье и современность. — “Европейский альманах”. М., 1990, стр. 142 — 143.