5Там же, стр. 143, 144, 147 соотв.
6Гуревич А. Я. Европейское средневековье и современность, стр. 147.
7Гуревич А. Я. Европейское средневековье и современность, стр. 140.
Веня Ерофеев: “Разве можно грустить, имея такие познания!”
*
ВЕНЯ ЕРОФЕЕВ: “РАЗВЕ МОЖНО ГРУСТИТЬ,
ИМЕЯ ТАКИЕ ПОЗНАНИЯ!”
Комментарий к комментарию
Э. Власов. Бессмертная поэма Венедикта Ерофеева “Москва — Петушки”. Спутник писателя (Slavic Research Center / Occasional Papers on Changes in the Slavic-Eurasian World. No. 57. Hokkaido University, 1998).
Венедикт Ерофеев. Москва — Петушки с комментариями Эдуарда Власова. М.,
“Вагриус”, 2000, 574 стр.
“Я сам в этом ничего не понимаю...”
Эдуард Власов.
М ы живем в эпоху системных постмодернистских комментариев, обретающих все большую степень независимости от комментируемого текста. Определенные подходы к такого рода комментарию были сделаны в работе Н. Л. Бродского и Н. П. Сидорова “Комментарий к роману Н. Г. Чернышевского „Что делать?”” (М., 1933), в книге В. В. Набокова “Комментарий к роману А. С. Пушкина „Евгений Онегин”” (СПб., 1998); в этом же жанре выполнен и комментарий Ю. М. Лотмана “Роман А. С. Пушкина „Евгений Онегин”” (Л., 1983) и многие другие работы. Однако основателем этой традиции можно считать Густава Шпета, поскольку именно он радикально модернизировал жанр комментария (“Комментарий к „Посмертным запискам Пиквикского клуба””, М. — Л., 1934). Здесь он, в частности, писал: “Такой тип комментария, сколько мне известно, осуществляется впервые. Отсутствие прецедентов и готовых форм, которыми можно было бы руководствоваться, очень затрудняло работу автора, и это несомненно отразилось на ней. Но какие бы недочеты, промахи и ошибки, — часть их уже видна самому автору, — ни открыли читатели и критика, сама идея такого комментария представляется правильною. Есть ряд произведений мировой литературы, которые нуждаются в комментарии такого типа, — не в силу их исключительного художественного достоинства, а скорее в силу специфического материала, сообщающего сведения о характерных бытовых особенностях эпох и социальной среды, нам чуждых и далеких не только хронологически, но в особенности по содержанию жизни и общественной психологии”. К такого рода текстам, “нуждающимся” в тексте-интерпретаторе, несомненно относится и поэма В. В. Ерофеева “Москва — Петушки”. Это может показаться странным, поскольку эпоха Ерофеева — часть нашей жизни, она отстоит от нас всего лишь на пару-тройку десятков лет. Однако “бытовые особенности”, “общественная психология” и “социальная среда” той эпохи совершенно уникальны и ни с чем не сопоставимы.
Комментарий Эдуарда Власова к поэме Ерофеева был издан в 1998 году в Японии. Эта работа не заслуживала бы никакого внимания, если бы не была только что переиздана огромным тиражом издательством “Вагриус” в приложении к новому изданию поэмы Ерофеева. Научный аппарат в нем отсутствует, и “комментарий” Власова как бы его замещает.
Мы будем комментировать труд Власова по полному японскому изданию, сверяя его с новым изданием 2000 года. Ссылки на японское издание сопровождаются пометой “СП”; ссылки на новое издание сопровождаются пометой “Вагриус”; ссылки на текст поэмы даются по изданию: Ерофеев В. В. Оставьте мою душу в покое. М., 1995, с пометой “Ерофеев” и указанием цитируемой страницы.
Несмотря на то что в издании “Вагриус” некоторые ошибки были исправлены, общая деструктивная направленность работы Власова все же сохранилась: в ней ничего не сказано о структуре комментария, о принципах работы автора с текстом поэмы и т. п. Небольшое предисловие, поясняющее принципы работы автора, есть только в японском издании, по которому оно и цитируется.
Начнем с того, что текст поэмы откомментирован по недостоверной и неполной копии: “Сами же комментируемые места из „Москвы — Петушков” я цитирую по имеющейся у меня с незапамятных времен самиздатовской копии, где не хватает нескольких страниц, поэтому комментарий получился далеко не полный. Тотальной сверки цитат из Ерофеева по посмертным, официальным изданиям поэмы я не проводил...” (СП, стр. III). То есть комментируется некий недоступный нам мифический список, что есть сознательный уход от Текста. Если учесть, что на момент выхода комментария Власова достоверный текст поэмы уже десяток раз большими тиражами был опубликован, то позиция комментатора ничем не может быть оправдана. Приведем примеры. У Власова (СП, стр. 131): “Николай Гоголь... всегда, когда бывал у Панаевых ...” Во всех изданиях читаем: “Он всегда, когда бывал у Аксаковых ...” Именно этот ляпсус недостоверного списка позволил Власову посвятить большой фрагмент комментария семейству Панаевых и несуществующей “ошибке персонажа” (СП, стр. 131). В новом издании эта ошибка исправлена (“Вагриус”, стр. 337), но разночтений, сохранившихся и в новом издании, множество. У Власова читаем: “Ты придешь ко мне прощенья просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду поцарапаю, собственным своим кукишем!” (СП, стр. 160). В новом издании комментируется уже другой вариант текста: “Ты придешь прощенья ко мне просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду исцарапаю, собственным своим кукишем!” (“Вагриус”, стр. 386). Но и этот текст расходится с общепринятыми публикациями: “Ты придешь прощения ко мне просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду исцарапаю безымянным пальцем!” (Ерофеев, стр. 94). Непонятно, по какому списку печатало текст издательство “Вагриус”, поскольку в нем об этом не сказано ни слова.