Одновременно Власов смело компонует цитаты, свободно лепит из фрагментов чужого текста нечто, напоминающее какое-нибудь место поэмы, создавая иллюзию “цитатности”. При этом читатель может решить, что текст поэмы действительно сплошь состоит из цитат. К примеру, Власов, комментируя фрагмент поэмы: “А я, раздавленный желанием, ждал греха, задыхаясь... Она сама — сама сделала за меня свой выбор, запрокинувшись и погладив меня по щеке своею лодыжкою. В этом было что-то от поощрения и от игры”, — утверждает, что “поэтика данного пассажа во многом позаимствована у Гамсуна” (СП, стр. 93). В новом издании это место чуть “смягчено”: “поэтика данного пассажа во многом схожа с Гамсуном” (“Вагриус”, стр. 273). Выражение “поэтика схожа с Гамсуном” оставляет много вопросов. Но это не главное: при сверке приведенной Власовым цитаты с текстом романа Гамсуна “Голод” выясняется, что первая ее часть взята со страницы 128 (“Раздавленный, я признал, что это действительно гадко...”), вторая — со страницы 149 (“она обвивает рукой мою шею... другой рукой она начинает сама расстегивать пуговицы, еще и еще...”), и наконец реплика: “Но, моя дорогая! — сказал я в замешательстве. — Я никак не пойму... право, никак не пойму, что это за игра...” — находится на стр. 151 (Гамсун Кнут. Собр. соч. Т. 1. М., 1991). Так разрозненные цитаты вырываются комментатором из контекста, а затем свободно и смело компонуются. При этом искажается смысл исходного текста: ведь у Гамсуна соблазнение так и не состоялось. В мировой литературе можно найти тысячи сцен соблазнения мужчины женщиной, и для этого не нужно нарочито “резать” и компилировать “неподходящий” текст. Этот подход сохранился в новом издании комментария без малейших изменений. Нам кажется не вполне корректным подобный способ насильственной “интертекстуализации” текстов.
Вместо того чтобы разрешать загадки ерофеевского текста, комментарий сам оказывается загадкой без отгадки. И не стоит задумываться, пытаясь понять, что же хотел сказать комментатор: “Вот, к примеру... портрет рядового рабочего США в начале ХХ века” и т. д. (СП, стр. 37; “Вагриус”, стр. 182). Да ничего не хотел сказать: связь между всеми этими цитатами про каких-то “рабочих” и текстом поэмы отсутствует. Причем отсутствие этой связи порой становится объектом иронии самого комментатора. Поясняя строки поэмы: “Никого не стыдятся — наливают и пьют...”, Власов, видимо, просто шутит, утверждая, что герои Ерофеева “выполняют совет Мандельштама: „Пейте вдоволь, пейте двое, / Одному не надо пить!”” (СП, стр. 40; “Вагриус”, стр. 187). В то же время Власов иногда комментирует текст Ерофеева буквально, не замечая иронии повествователя: “ Поживу немного у Луиджи Лонго, койку у него сниму... — Веничка... полагал, что снять у него койку достаточно легко” (СП, стр. 171 — 172; “Вагриус”, стр. 404). Перед нами новый способ текстопорождения: комментатор берет первую попавшуюся строчку из Ерофеева, например: “Я расширял им кругозор по мере сил...”, и полушутя сопровождает ее первой вспомнившейся цитатой: “Восьмилетнее образование было обязательно для всех моложе пятидесяти, десятилетнее — для желающих, занятия проходили после работы, по ускоренной программе и без изучения иностранных языков — считалось, что, изучив язык, озлобленный на родную власть зэк сразу же бежит за границу... Бубнеж лектора никто не слушал... Раза два при мне приезжали лекторы из Москвы — срочно нужно было разъяснить преимущества разрядки [политической напряженности в мире], тогда лекции устраивались в столовой, и многие хотели послушать... Был даже в зоне зэк по прозвищу Философ, который три раза в неделю подходил ко мне, предлагая ответить, что такое анархизм... Он мне также жаловался на необстоятельность Максима Горького — читает уже четвертый том „Жизни Клима Самгина”, а все еще не ясно, много ли Самгин зарабатывает...” (СП, стр. 56; “Вагриус”, стр. 213). Максим Горький, зеки, восьмилетнее образование и анархизм тут совсем ни при чем, но это не важно. Важно то, что подобные пассажи, не имеющие к поэме ни малейшего отношения, составляют 90 процентов данного комментария. Фактически текст Власова разрушает восприятие комментируемого текста. Но если это вообще не комментарий, то что это за текст, каков его статус? И почему он публикуется издательством “Вагриус” под названием “Комментарий”? Единственная возможность интерпретации комментария — считать его неуместной шуткой автора и издательства. Неуместной потому, что мистифицировать научно-исследовательский центр славистики уважаемого университета, где был впервые издан этот комментарий, — не вполне корректно и совсем не смешно, так же как вводить в заблуждение образованного читателя, желающего приобрести новое научное комментированное издание знаменитой поэмы.