Иногда Власов дает уж совершенно абсурдную информацию: “Крепленые красные вина — крепкие (18 о — 19 о ) десертные вина из красного винограда... наиболее распространенными сортами в эпоху Венички были „Рубин” и „Кагор”” (СП, стр. 107). В новом издании указана другая крепость: 16 о — 18 о , а “Кагор” заменен на “различные кагоры” (“Вагриус”, стр. 297). В действительности ни “Рубин”, ни “Кагор” никогда не имели указанной автором крепости: все стандартные кагоры на самом деле имеют крепость 16 %; во-вторых, десертные вина имеют крепость от 15 до 17 % спирта, а не 18 — 19 %; в-третьих, “Кагор” — это не сорт, а тип вина, то есть понятие родовое. К названию отдельного сорта кагора обычно добавляется второе слово: “Кагор Южнобережный”, “Кагор Чумай”, “Кагор Шемаха”, “Кагор Густой” и т. п.
Замечательно откомментирована и “можжевеловая”: “Можжевеловая водка — джин” (СП, стр. 202). В новом издании — то же самое, однако к старым ошибкам добавились новые: оказывается, джин “в СССР импортировался в основном из Венгрии” (“Вагриус”, стр. 454). Однако “можжевеловая” — это и не водка , и не джин, а “горькая настойка”. При изготовлении джина кроме можжевеловых ягод “используют кориандр, дягиль, апельсиновую цедру, ирисовый корень, кардамон и др.” (“Заздравная чаша”: Атлас вин, крепких и слабоалкогольных напитков мира. Справочно-энциклопедическое издание. М., 1996, стр. 158). Русский “Джин Балтийский” “приготавливается на ароматных спиртах можжевельника обыкновенного, имбиря, черносмородинного сока и на апельсиновом и лимонном маслах” (там же, стр. 159). При изготовлении других сортов отечественного джина использовались также семена укропа, солодковый корень, анис, тмин и др., в то время как при изготовлении “Настойки горькой Можжевеловой” используются кроме можжевеловых ягод еще и малина, дубовая стружка и некоторые другие компоненты, не используемые при изготовлении джина.
Комментируя закуски к водке, Власов утверждает, что “овощные голубцы” делаются из мясного фарша (СП, стр. 101). Это противоречит здравому смыслу, источникам и делает текст Ерофеева абсурдным, поскольку мясные продукты как раз и подаются к водке, а в поэме герой почему-то с грустью и тоской принимает их в дар. Между тем “овощные голубцы”, в соответствии с советскими пищевыми стандартами того времени, относились к диетическому лечебному питанию и официально рекомендовались при болезнях печени, желчного пузыря, почек и гипертонии (“Кулинария”. М., 1955, стр. 867 — 868, 879). Овощные голубцы представляют собой вареный рис и морковь, завернутые в вареный капустный лист. Во-первых, использование диетического блюда в качестве закуски к водке уже создает юмористический эффект; во-вторых, все перечисленные выше внутренние органы как раз в первую очередь и страдают при приеме больших доз алкоголя, что делает подобную еду в данной ситуации еще более смешной; в-третьих, ни вареную капусту, ни вареную морковь, ни вареный рис не принято подавать к водке — это не самая подходящая закуска. Противоречие выпивки и закуски глубоко закономерно в контексте противоречивых событий поэмы, раздираемого противоречиями героя и т. д. В новом издании эта ошибка исправлена, “мясной фарш” удален, но, кроме упоминания капусты, риса и моркови, этот фрагмент также не содержит никакой вразумительной информации (“Вагриус”, стр. 287).
Комментатору кажется, что бефстроганов, пирожное и вымя, предложенные главному герою, и есть реальное, обычное, “стандартное меню недорогого вокзального ресторана” (СП, стр. 22); в новом издании этот пассаж остался без изменений (“Вагриус”, стр. 158). Видимо, в какой-то момент Власов начал смотреть на реалии прошлого через призму текста поэмы: ерофеевская художественная модель начинает заслонять реальность его воспоминаний. Впрочем, некорректная попытка комментатора поставить знак равенства между Текстом и Бытом не нуждается в критике.