Поэма “Москва — Петушки” — один из самых популярных текстов русской литературы. Читателю кажется, что поэма “легко читается”, “написана простым языком”. Иллюзия эта порождена включением в текст поэмы просторечной лексики (в том числе матерной), простонародных реалий и мн. др. В действительности текст этот невероятно сложен, необычайно плотно насыщен всевозможными аллюзиями, цитатами и подтекстами. Как следствие поэма остается совершенно непонятной даже самому изощренному читателю, даже комментатору. По сути, каждая строчка текста “отсылает” читателя к тем или иным фактам быта, стереотипам поведения и т. д. И именно реалии жизни, элементарные вещи, простейшие факты быта искажаются комментаторами. Ученый коверкает “реальность” не только идя на поводу “отражения” этой “реальности” в зеркале поэмы, но и поддаваясь собственному непониманию абсурда русского быта. Тотальное непонимание стало способом комментирования гениального текста, отказ от всяких интерпретаций стал инструментом в руках беспомощного перед жизнью интерпретатора. Отсутствие временн б ой дистанции между текстом и комментаторами генерировало ситуацию полного непонимания поэмы. То, что мы являемся современниками этой эпохи, создает лишь иллюзию простоты ее понимания.
Впрочем, неудача всех комментариев к поэме, может быть, связана еще и с тем, что место в русской культуре ряда реалий (в том числе связанных с темой пития) вообще не определено. С точки зрения европейца русское “питие” смахивает на самоубийство или сумасшествие. С внутренней точки зрения понимание этого явления затруднено и общепринятым медицинским представлением о питии как болезни (не случайно к этой теме обращаются врачи; см.: Боровский А. В. Особенности национального похмелья. Медицинские и бытовые аспекты. М., 1998), и религиозным представлением о нем как о дурном поступке (“грехе”), и бытовыми представлениями о “питии” как о способе проведения досуга, и, наконец, квазибиологическими — как о способе защиты от “русского мороза” (ср.: “По народному поверью, популярность в России крепких напитков объясняется тяжелыми климатическими условиями”. — НТВ, “Криминал”, 1998, 21 августа; ср. также фольклорное: “Что-то стали руки зябнуть, не пора ли нам дерябнуть”). Кстати, этот афоризм цитируется в пьесе Ерофеева “Вальпургиева ночь, или Шаги командора” (Ерофеев, стр. 233). Таким образом, рассмотрение пития как явления русской культуры подменяется рассмотрением этого феномена как едва ли не “внекультурного” факта, что, естественно, непродуктивно. Может быть, именно это провоцирует опытных специалистов на совершенно ненаучный и “внекультурный” подход к работе над комментарием этого текста.
А. Ю. ПЛУЦЕР-САРНО.
Редакция предупреждает читателей о том, что в некоторых приведенных автором цитатах употребляется ненормативная лексика.
ПОЛКА АНДРЕЯ ВАСИЛЕВСКОГО
ПОЛКА АНДРЕЯ ВАСИЛЕВСКОГО
+6
Георгий Адамович. Собрание сочинений. “Комментарии”. Составление, послесловие и примечания О. А. Коростелева. СПб., “Алетейя”, 2000, 757 стр.
То самое — нечто обо всем . В настоящее издание помимо канонического текста “Комментариев” (Вашингтон, 1967) вошли полностью все 224 фрагмента в том виде, в каком Адамович публиковал их в “Числах”, “Современных записках” и другой эмигрантской периодике с 1923 по 1971 год. Сергей Федякин (“Ex libris НГ”, 2000, № 21, 8 июня) уже посетовал на то, что привнесенная издателем римская и арабская нумерация отрывков придает им б б ольшую законченность и отдельность, от которых Адамович старался уйти. “Это субъективная, противоречивая, очень капризная книга, — пишет Ксения Рагозина (http://www.russ.ru), — она словно даже писана не на плоскости бумаги, а на чем-то вроде сфер — потому как на каждую идею можно отыскать в ней вовсе не одну контридею, а штук пять, шесть, десять, которые, в свою очередь, вступают друг с другом и своими противоположностями в довольно сложные отношения... Его „круги” — это возможность отказаться от выражения словами невыразимого, но и возможность почувствовать его, невыразимое, с разных сторон”.