Выбрать главу
Как он шумел и завесой блестящей какой Даль занавешивал, ямки в песке вырывая! Яркий, лишенный тщеславия, вне стиховой Длинной строки — бескорыстная радость живая.
Эй, тереби некрасивый листочек ольхи, Прыгай по бревен неряшливо сваленной груде. Я, признаюсь, насмотрелся на тех, кто стихи Пишет; по-моему, лучше нормальные люди.
Можно из ста в девяноста сказать девяти Случаях: лучше бы вы ничего не писали, Лучше бы просто прогулки любили, дожди, Солнце на веслах и парные кольца в спортзале.
* * *
Считай, что я живу в Константинополе, Куда бежать с семьею Карамзин Хотел, когда б цензуру вдруг ухлопали В стране родных мерзавцев и осин.
Мы так ее пинали, ненавидели, Была позором нашим и стыдом, Но вот смели — и что же мы увидели? Хлев, балаган, сортир, публичный дом.
Топорный критик с космами патлатыми, Сосущий кровь поэзии упырь С безумными, как у гиены, взглядами Сует под нос свой желтый нашатырь.
И нету лжи, которую б не приняли, И клеветы, которую б на щит Не вознесли. Скажи, что тебе в имени Моем? Оно тоскует и болит.
Куда вы мчитесь, Николай Михайлович, Детей с женой в карету посадив? На юг, тайком, без слуг, в Одессу, за полночь — И на корабль! — взбешен, чадолюбив.
Гуляют турки, и, как изваяние, Клубясь, стоит густой шашлычный дым… Там, под Айя-Софией, нам свидание Назначил он — и я увижусь с ним.
* * *
Вот сирень. Как цвела при Советской власти, Так цветет и сегодня, ничуть не хуже. Но и я не делю свою жизнь на части, Прохожу вдоль кустов, отражаясь в луже.
И когда меня спрашивают: пишу ли По-другому и лучше ли, чем когда-то, Не встаю на котурны, ни на ходули. И сирень так же розова, лиловата.

Борис Екимов

Рассказы

Екимов Борис Петрович родился в 1938 году. Постоянный автор журнала. Лауреат Государственной премии за 1998 год. Живет в Волгоградской области.

Дорога на Калач

Всякий день у нас новости. А в субботу — тем более. С утра до полудня в поселке — базар; там народу словно в Китае. Со всех углов собрались, с хуторов съехались. Нарасскажут, лишь успевай слушать.

Потом — баня, парная. Здесь, уже спокойно, не торопясь, можно обсудить услышанное. И свое, и чужое, какое по телевизору.

Нынче заговорили про богатого американца, который за космос двадцать миллионов отвалил. Да не рублей, а долларов. В рублях — это вообще немыслимо, чуть ли не миллиард.

По телевизору целый месяц галдели: старый американец, лысый, а выложил денежки и полетел в космос, вроде как прогуляться, на неделю, короткий отпуск. Показывали, болтался он там, потом хвалился: это, мол, самое лучшее, чего он в жизни увидал.

В парной народу немного. Дело — летнее, час еще ранний. Трудится народ на огородах, в садах. К вечеру — попрут. А теперь лишь мы — люди свободные и не любящие толкотни: Иван Линьков — старинный приятель, житель второго этажа с балконом, Петро из милиции, еще кое-кто.

Сначала о рыбе разговор: запрет, мол, а все равно ловят, полный базар сазана, сома, толстолоба, карася, а уж вяленой — вовсе море. Поговорили о рыбе. Вспомнили про американца.

— Гляди, куда стали на отдых ездить. Аж в космос! Тесно уже на земле. — Это Иван Линьков, он огорода не имеет, глядит телевизор и все знает. — Раньше про Крым мечтали. Потом стали про Кипр… Анталия-монталия… Хургада-мургада… Про Канары галдят.

— Багамы еще… — подсказали ему.

— Это еще где?

— Какие-то острова. Далеко.

— Ну и кто там был? Из наших?

— Может, кто и был. Кто у нас богатые?

— Гаишники да начальство.

— Да у кого магазины.

— Нынче богатством хвалиться нельзя. А то придут в масках и обчичекают.

— У кого есть что чичекать.

— А ты все беднишься. Как-никак при большой звезде. Да еще в Чечне три месяца просидел. Вот бы и маханул на Канары. Все жмешься.

— Пошли они, твои Канары… Мне предлагали, после командировки, в Сочи. Бесплатно. Я не поехал. Чего там делать? На пляже лежать, как тюлень.

— А ты на него похожий.

— Ты, может, еще на кого похожий, почудней. Да я молчу. А заместо Сочей уехал я к Рубежному, палаточку поставил… Милое дело.