В ту злую минуту я стал совсем маленьким. Меньше бутылки. Я мог спрятаться за солонку. Однако же я смело протянул руку за своей первой бумажонкой (копанье колодца во дворе). Бумага нужная… И замер… Что там во второй?
— Мать их! — бранится он.
Бумажонка оказывается квитанцией — взято с гражданина такого-то. Штраф. Оштрафован в пьяном виде. Ложь… Я выпил тогда, но самую малость. (Я просто бродил в лунную ночь и попал в соседний поселок. И наскочил на чужих ментов. Которым было не фига делать.)
— Кто-то из наших залетел! — констатирует Н.
Я уважительно молчу. Политик как-никак гипнотизирует. Известное по телеэкрану лицо... Всего-то в шаге-двух от меня. (Но отчасти я раздосадован… Принять меня за рассыльного! С какой стати!)
Но и политик возмущен:
— Да она (бумажка) даже не к оплате! Значит, просто принять к сведению… Что за кретины! А сколько в них рвения!.. Только оступись демократ — блюстители закона вяжутся, как оводы!
Он негодует:
— Почему я должен заниматься всяким дерьмом? Кто-то пошумел в самолете — штраф! Поспешил в машине на желтый — штраф! Трахнул скучавшую практикантшу — штраф! и еще скандал!
— Так ведь завистники, — сочувствует Лиля Сергеевна.
— Но и наши тоже хороши. Почему все это надо присылать ко мне ночью! Гонять старика… Мать их, человеколюбцы!
Однако самое интересное — минутой спустя. Он меня растрогал… Это правда… У меня шевельнулось сердце.
— Подожди, отец, — попросил он.
— А?
— Подожди. Не уходи… Лёльк, покорми его. Или с собой дай.
— Закусить? — спросила она.
— Да нет же. Солидно!.. Как поздний ужин.
Он еще и подбадривал слегка:
— Не жмись же, Лёльк. Дай… Дай как следует.
Лиля Сергеевна на миг застыла. Утомлена… А возможно, ее парализовал нечаянный глагол дай . Да еще дай как следует .
Тогда поддатый (тяжело двигающийся) Н. сам направился к холодильнику. Рослый, здоровенный мужчина сам склонился к белой пещере и вынимает оттуда еды. Много!.. Еще… И еще. Такие медлительные движения крупных его рук. Поешь, поешь, отец.
Он сам лепит мне три крепких бутерброда. С колбасой… С ветчиной… И с желтым, в овальных дырках, сыром. И стопка водки! Сыр он сооружает в два слоя, чтобы сытно и чтобы дырки не светились .
Он хочет, чтобы я поел не спеша. И чтобы напоследок горячего чаю — послаще! Послаще!.. В ночь человеку идти, не шутка.
Мимо жимолости и сирени
Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Санкт-Петербурге.
Сад
Через сад с его кленами старыми,
Мимо жимолости и сирени
В одиночку идите и парами,
Дорогие, любимые тени.
Распушились листочки весенние,
Словно по Достоевскому, клейки.
Пусть один из вас сердцебиение
Переждет на садовой скамейке.
А другой, соблазнившись прохладою,
Пусть в аллею свернет боковую
И строку свою вспомнит крылатую
Про хмельную мечту молодую.
Отодвинуты беды и ужасы.
На виду у притихшей Вселенной
Перешагивайте через лужицы
С желтовато-коричневой пеной.
Знаю, знаю, куда вы торопитесь,
По какой заготовке домашней,
Соответственно списку и описи
Сладкопевца, глядящего с башни.
Мизантропы, провидцы, причудники,
Предсказавшие ночь мировую,
Увязался б за вами, да в спутники
Вам себя предложить не рискую.
Да и было бы странно донашивать
Баснословное ваше наследство
И печальные тайны выспрашивать,
Оттого что живу по соседству.
Да и сколько бы ни было кинуто
Жадных взоров в промчавшийся поезд,