Новый мир. № 10, 2003

25 мая 2003.

* * *

Бродят, подпрыгивая, по траве трясогузки…
Прячется холод в черемуховой белизне…
Я, как всегда, на авось надеюсь по-русски
Много на что в задумчивом полусне.
Хочется думать иль грезить по крайней мере,
Что непременно встретимся мы с тобой,
Как Гумилев говаривал, «Ах на Венере»
Или еще на какой звезде голубой.
Хочется верить — еще мы увидим оттуда,
Что трясогузка цела и черемуха хладно бела,
Что на серебреники не польстится Иуда
И на поправку пошли на земле дела.

26 мая 2003.

* * *

В такие ночи,
В такие дни
Я стала кротче,
Чем тень в тени.
Не я усопла,
А ты усоп.
И дождь о стекла,
Мне что озноб.
И луч весенний —
Все та же дрожь.
Я жду: хоть тенью
Домой придешь.

27 мая 2003.

* * *

Одуванчикова стайка
Стала облачком седым.
Я, и гостья и хозяйка,
Брежу голосом твоим.
Это ты из дальней дали
Мне впечатываешь в слух:
Обе стороны медали —
Жизнь и смерть, душа и дух.
У начала и итога
Однозвучные края.
Слово нам дано от Бога,
Музыка — от соловья.

27 мая 2003.

* * *

Я надела твою душегрейку
И твои нацепила очки,
На твою уселась скамейку.
А роса — как те светлячки,
Что как звезды светились ночью,
И ты нежно глядел на них,
А теперь и роса — многоточье,
Где мой плач по тебе затих,
Став алмазами рос, изумрудом
Светляков и веснушками звезд,
Освещающими над прудом
Место жительства и погост.

27 мая 2003.

* * *

Все в голове смешалось старой —
Зов соловья и твой привет,
Твоей ладони капилляры
И дикой розы блеклый цвет.
И одуванчик поседелый
С твоей смешался сединой.
Стою с улыбкой оробелой
К стене бревенчатой спиной.
А где упал, там незабудка
Расширилась, как вещий глаз.
Ты стал природою. И жутко
Мне на нее смотреть сейчас.

27 мая 2003.

Владимир Маканин Могли ли демократы написать гимн… Из книги «Высокая-высокая луна». (См. также: «Однодневная война» — «Новый мир», 2001, № 10; «Неадекватен» и «За кого проголосует маленький человек» — 2002, № 5; «Без политики» — «Новый мир», 2003, № 8; «Долгожители» — «Новый мир», 2003, № 9.)

Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской обл. Окончил МГУ. Живет в Москве Постоянный автор «Нового мира».

Я спросил — можно, я закурю. В постели. Чтобы мне не высовываться, не вывешиваться по пояс в окно… Знал, что улика и что здесь бы курить не надо. Но до чего же приятно чувствовать бездонную женскую уступчивость. (Приятно продолжать чувствовать. Это процесс. Женщина тает… Как снег… Уступка за уступкой.)

— Одну сигарету.

— Здесь?

— Да… Только одну. Лень вылезать из тепла… Из пригретого места.

Она тихо смеется:

— Понравилось?

Мы сколько-то лежим… Я дважды тянусь к брюкам за куревом. Но каждый раз одумываюсь и обратным движением руки натыкаюсь вместо сигарет на ее плечо. Касаюсь ее плеча. Она тихо ахает… (Это наше начало. Так и не покурил.)

Ее аханье раззадоривает (особенно самый первый, взрывной ах). И так сразу провоцируют картинные круглые ее плечи. И, конечно, грудь… Но боюсь я только ее живота. Небольшой и смуглый. Пружинящий. Подо мной гуляют упругие, нервные волны. Я их все чувствую. Я их все узнабю. Их три, иногда четыре. Они прокатываются. Они живые. Как собственный медлительный спазм… Это потрясает! Я даже не успею вскрикнуть. Это прикончит наверняка. Чтобы продержаться подольше, мне надо уклоняться… Мне надо избегать. Любая поза, но не живот к животу. Лиля Сергеевна уже знает. Мы оба знаем, и мы все время группируемся, извиваемся, мы гнемся так и этак, чтобы не дать нашим животам сойтись. (Разделяем их, как ненасытных влюбленных. Остыньте!) И только когда апогей, когда оба вот-вот взорвемся, Лиля Сергеевна честно поворачивается ко мне всем телом… Всей дрожью… Всей гладью живота… Как воин, идущий умирать с открытым забралом, она шепчет: «Ну?.. Ну?..»

Щедрая, млеющая от ласк женщина… Она и подводит мужчину. Хотя бы и такого старого, тертого крота, как я. Невероятно! Тебя отключают. Ты в гипнозе. Куда-то делся весь разум. Весь вопрос: куда?.. Я вдруг расслабился в ноль. (А Лиля как Лиля.) Даже курить не хотел. Я забыл, где я… Забыл, кто я. Только бы не живот к животу. (А Лиля как Лиля.) Говорят же, небеса ревнивы! В такие подсмотренные минуты небеса нам, придуркам, остро завидуют. Небеса еще и нехорошо посмеиваются: давайте, давайте, милые… резвитесь… млейте… и пусть, мол, вас накроют сейчас же. Пусть-ка вас тепленьких! горяченьких!..