“<…> в прошлом году в „Новом мире” вышли мои переводы из древнегреческого поэта Пиндара. Работа над ними — своего рода поиски языка для того, чтобы переводить „Одиссею”, путь от сложного к простому. На сегодняшний день „Одиссея” существует в переводе Жуковского, который переводил ее с немецкого и не передал, например, синтаксической структуры и многого другого. Это скорей переложение, чем перевод. Есть перевод Вересаева, хотя очень точный, близкий к оригиналу, но малопоэтичный. Так что как-никак, а два перевода. А у Пиндара — лишь один полный перевод, выполненный Михаилом Гаспаровым, причем перевод экспериментальный и для 70-х годов очень смелый, но передает ли он Пиндара полностью? Думаю, что нет, ведь строфика и метрика были отброшены, а в них пол-Пиндара. Так что разберусь, бог даст, с Пиндаром, а там посмотрим”.
Александра Соколовская. Роль поэзии в индивидуальном и видовом развитии человека. — “Сетевая поэзия”, Санкт-Петербург, 2005, № 1 (8).
Рубрика “Гипотеза”. “Итак, согласно рассмотренной в данной статье точке зрения, поэтическое творчество — естественный и необходимый аспект как онтогенеза (личной истории развития), так и филогенеза (видовой истории) человека”.
Денис Ступников. Зачем пишут стихи. — “Сетевая поэзия”, Санкт-Петербург, 2005, № 1 (8).
“Так или иначе, для настоящих поэтов вопроса „зачем пишут стихи” просто не существует. Ответ очевиден: пишут потому, что не могут не писать . Все остальные мотивировки всего лишь прилагаются к этой, истинной причине . <...> Оговорим сразу, что здесь не будут всерьез рассматриваться профанные мотивировки типа “стихи пишут для того, чтобы выразить свои чувства к любимым”. Кстати, не так давно именно такую точку зрения (правда, в частном кругу) озвучил Бахыт Кенжеев. И все же думается, что в данном случае мэтр несколько лукавил. Попробуем теперь разложить поэтические мотивировки по неким условным полочкам…” 1) Экзистенция. Пустота. Самореализация. 2) Социализация. Заработок. Власть. Идеология. 3) Спасение. Диалог с Богом. Умолкание.
Три степени свободы. Беседу вел Дмитрий Каралис. — “Литературная газета”, 2005, № 28, 13 — 19 июля.
Говорит Михаил Веллер: “А тот, кто против смертной казни, пусть поставит себе в паспорт специальную отметку: своего убийцу заранее прощаю, помилуйте его, не казните! А я не хочу, чтобы моего убийцу миловали…”
Cм. также: “Создается впечатление, что сохранения смертной казни в качестве наказания боятся сами либералы, опасающиеся, что постепенно в законодательстве сфера применения смертной казни будет расширяться: не только за убийство при тягчайших обстоятельствах, но и за серьезные экономические преступления перед государством и народом”, — говорит декан социологического факультета МГУ Владимир Добреньков в беседе с Екатериной Глушик (“Завтра”, 2005, № 29, 20 июля <http://www.zavtra.ru> ).
Юрий Тюрин. Отмщение длиною в жизнь. — “АПН”, 2005, 7 июля <http://ww.apn.ru>.
“И здесь мы подходим к главному: Солженицын — великий мститель ”.
Егор Холмогоров. Сказание о граде Китеже. — “АПН”, 2005, 15 июля <http://ww.apn.ru>.
“Идея Изоляции России — Острова России — Крепости России — Континента России — это в каком-то смысле главная, ключевая утопия русского сознания. <…> Изоляционизм как геополитическая утопия — вполне естественен для того историко-географического положения, в котором с начала своей истории находились русские. Мы вброшены историей в огромное, проницаемое со всех сторон, пронизаемое военными и торговыми потоками во все стороны пространство. Пространство, в котором нет ни единого угла, к которому можно было бы прижаться. Если сравнивать положение русских с положением других народов конца Темных веков, то такое положение окажется уникальным — они все „прижаты” к тому или иному морю, к тем или иным горам (а стало быть, и прикрыты ими). Их пространство искривлено, — наше — выпростано во все стороны. Мало того, оно имеет более проницаемые внешние границы, степь, лес, „вдавленные” в нашу сторону морские заливы, нежели границы внутренние, границы между речными бассейнами, — здесь пороги и водоразделы требуют затраты значительных усилий для пересечения этих границ”.
“В концепции „Третьего Рима” привычно видят мессианизм, какую-то открытость вовне, какое-то требование освободительного похода за три моря к граду Иерусалиму. Ничего подобного в ней, разумеется, нет. Слова Филофея о Третьем Риме — это в каком-то смысле вопль одиночества. Два Рима пали, все царства христианские стеклись во едино царство государя Василия Ивановича. Никого больше нет. Ни единого царя, ни единого царства, только агаряне и еретики. И четвертому тоже не бывать. „Твое царство уже никому не достанется”. Полная метафизическая пустота со всех сторон”.