Это я шучу, Сергей Иванович, не сердитесь.
Палиндром тут хороший, как раз для меня. Называется “Поручение”:
— Интерпретни!
Дина Рубина. Цель скитаний. Рассказы. — “Дружба народов”, 2005, № 7 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.
“<…> Я вдруг вспомнила рассказ моего мужа, подростком покинувшего семью и поступившего в Симферопольское художественное училище. Начинающие художники, как известно, штудируют бесконечные рисунки с натуры. На первом курсе это предметы, а начиная с третьего — натура живая. И вот когда первокурсники бились над очередной постановкой — натюрморт с вазой и веером на вишневой драпировке со сложными складками, — вдруг рывком отворилась дверь, стремительно вошла женщина в халате и, бросив на ходу: „Привет, мальчики!” — скрылась за деревянной резной ширмой, расставленной за подиумом. Борис, сидевший со своим мольбертом сбоку, увидел, как ловко, катящимися движениями ладоней она сворачивала бублик чулка с высокой белой ноги. Кровь бросилась ему в голову, тело ослабело… И кто-то из мальчиков вдруг крикнул истошно: „Тетя, это не здесь!!!”
Она выглянула из-за ширмы простодушным лицом, спросила: „А это что, не третий курс?” — и, запахнув халат, выскользнула в коридор…
Через два года, когда за плечами студентов остался уже курс по анатомии, она позировала им обнаженной, и ребята спокойно и внимательно вглядывались в контуры женского тела, уверенной рукой растушевывая тени на листе.
Я шла по тропинке меж голыми (нудистский парк в Германии. — П. К. ), размышляла о природе эротики и чувствовала себя безобразно, омерзительно одетой…” (“Коксинель”).
Свящ. Константин Слепинин. Влюбленность: воспаление ума или дар Божий? — “Фома”, 2005, № 3 (26).
“<…> К тому же, говоря о любви, мы постоянно страдаем, как ни странно, из-за скудости русского языка. У древних греков существовало по крайней мере четыре термина, каждый из которых мы переводим словом „любовь”. Эрос — любовь как чувственное влечение, филия — любовь-дружба, сторгэ — взаимная любовь детей и родителей, агапэ — это возвышенная любовь, вершина всех добродетелей. Тем не менее можно определенно сказать, что влюбленность и любовь — это не одно и то же <…>”.
Татьяна Сырыщева. Родня — все человечество… Вступление Александра Ревича. — “Дружба народов”, 2005, № 7.
Опираясь на плечи своих сыновей,
сходит старец к воде, что зари розовей.
Пестрой гальки кайма и озерная гладь…
Здесь он будет для росписей краски искать.
Рядом камни — как камни, в них чуткости нет,
а вот этот оставил оранжевый след…
Вот лиловый, вот охристой глины кусок!..
Светлый замысел фресок, как небо, высок.
Стар художник, но духом еще не устал.
Он возьмется расписывать главный портал.
Он уж видит от мук отдохнувшую мать…
Две прислужницы девочку будут купать…
Радость жизни мерещится всюду ему.
Солнце позднее гонит вечернюю тьму,
и закат берегами вдоль озера сжат,
и цветные дары под ногами лежат.
(“Краски Дионисия”, 1939)
…Теперь я эти стихи так и вижу — эпиграфом к изумительному художественному фотоальбому Юрия Холдина “Сквозь пелену пяти веков: сокровенная встреча с фресками Дионисия Мудрого” (2002), о котором я уже коротко писал. Напомню лишь, что Холдин снял фрески при дневном свете: в этом ремесле это — впервые.
Дмитрий Тонконогов. Никаких соблазнов. — “Арион”, 2005, № 2.
Дельная статья о редакторском отборе — внутреннем и внешнем. Немножко я обиделся за нападки на Г. Русакова (“перегруженность”, по слову Д. Т., его последних сборников, попытка-де “максимально растянуть озарение во времени и бумажном пространстве”). У многих хороших стихотворцев печатный процесс выхода к читателю намертво связан с тем самым дыханием, о котором писал Окуджава. Увещевать и сокрушаться бессмысленно: принимай или не принимай, тебе, самому пишущему, удается отбор — и слава Богу. И потом, ценность своего творческого продукта для его носителя — совсем не то, что для читателя.
Эффектно закончено: “Зачем пишут стихи? А почему некоторые удят рыбу, когда она в магазине продается? Видимо, мир, пойманный своими руками, имеет особую ценность и существует в единственном экземпляре. Вот соблазн”.