И тут в слесарню входит наш бугор Петрович. “Вот игде курорт”, — пищит он, потирая ладони, щурится, пытаясь разглядеть нас всех против света, и расстегивает на груди тугой полушубок. Ему сейчас бурки на ноги — вылитый хозяин, заводчик получится, но он наш хозяин и в таком виде, в ботах с толстыми подошвами и отблескивающей мехом шапке-обманке. “Черчёж тебе, — говорит, доставая на свет листок бумаги, и протягивает Константину. — В ценциметрах размер”. Константин разворачивает листок, читает чертеж. Он словно бы подрастает при этом, смотрит сверху вниз, хмурится и поджимает губы — важничает. Да сейчас и каждый не против получить какой-никакой наряд, заняться делом и точно знать, что в конце месяца будет заработок, а не подачка в триста рублей. Санек как бы не выдерживает и, подхватив рукавицы, уходит из слесарни, Васек — следом, мне же, например, рваться за ними ни к чему: верстак, на котором мы обычно сидим, — мое рабочее место, в углу даже полупустая бутыль с электролитом стоит, выпрямитель на стене… “Не узнаю руку, — бормочет Константин. — И швеллера такого по сортаменту не бывает... Попробуем к вечеру изготовить экземплярчик, — говорит наконец внятно. — А всего сколько?” — “И всего один! — удостоверяет бугор и застегивается. — К вечеру сам загляну, действуй, Константин!”
Когда бугор уходит, Иван Михалыч заглядывает в чертеж и в упор смотрит на Константина. “Он же свиней держит, — выговаривает. — Возьми и спроси с него килограмм пять, чем химию глотать каждый день... За мной сейчас зять заедет. Если кто из конторы спросит, скажите — на территории”.
Мы остаемся вдвоем. Константин крепит листок магнитиком на сверлильном станке, осматривается. Взять ему тут вроде бы нечего: на стеллажах и в углу хлам сплошной, обрезки столетние. Он вытягивает на пробу один кусок уголка, другой, сравнивает их, самый длинный откладывает на рабочий верстак. Сгрузив половину среднего стеллажа на пол, достает третий кусок, и он оказывается почти вровень с отобранным. “Но без сварочки не обойдемся”, — говорит так, словно мы с ним заодно. Чертеж я уже рассмотрел, но что там к чему, до конца не понял. Константин выкапывает колесико, ролик какой-то, и радуется как золотому слитку. “А сходи, Павлик, в боксы, пособирай нам электродов, — просит уже напрямую. — В четвертом осенью кузов Степанищеву проваривали — должны окурочки остаться. Нам и трехдюймовые пойдут”.