“Чур, пополам!” — горячо шепчет Константин, когда мы отходим от конторы подальше. “Ага, ты еще с Васьком поделись”. Но до блаженного ничего не доходит. “Ты, Павлик, подожди, я переоденусь, и пойдем деньги разменяем”. А, ну да, не пойдет же он за мной в робе... “Все, Константин, четырехдневка закончилась — до понедельника!” Я проскакиваю мимо слесарни к забору и оборачиваюсь только от пролома. Тот еще торчит возле дверей, взмахивает рукой, но, кажется, она все же пустая...
До дома мне надо пропахать почти весь Мордасов. Жилье свое “химия” строила от речки, регулярно ходил туда наш автобус, да весь курмыш им пользовался, а теперь и напрямки километра два набегает. Короче всего идти через двор нашей бывшей общаги, обычно пустой в этот час, но сегодня у подъезда торчит мой тезка и бывший сосед, а это значит, у него временная безработица; места он находит и теряет по три раза в год с одинаковой легкостью, бывает бит за долги, но и сам раздает направо и налево, когда при бабках. “О, Пашок! — кидается навстречу. — На перекур! Сколько стою тут, только воробьи да старухи пролетают!” Я пытаюсь всучить ему остатки сигарет и отвязаться, но запасами он себя и никогда-то не обременял. “Одну, одну! Скоро обитатели слетятся, а живем мы, сам знаешь... Правда, твой девятый номер отчинили, приватизировали и теперь продают за двести тыщ, слыхал? Металлопластик, батареи с краниками! Я бы тоже толкнул, да мне и простой ремонт не осилить”. Я соображаю, что в конце четырехдневки Константин обязательно затеет уборку в слесарне, потом будет одеваться... и тоже закуриваю.
“Тут где-то наш слесарь живет...” — “Костян Подшивалов? Да прямо под тобой! Сразу после Чичики въехал... Нет, погоди, сразу-то их трое было, с того поезда... Он, значит, к вам устроился и остался, а те и документы не стали оформлять — Мордасов не глянулся. Привыкли в своем Чуркестане...” — “В смысле?” — “Ну, про тех точно не скажу, а Костян из Ферганы, их еще вывозили тогда... Да нормальный мужик. Оттуда же к нам строительно-монтажный поезд приходил — малый БАМ-то откуда?” — “А при чем тут Константин?” — “Да не тормози ты, Пашок! Костян ни при чем. Просто сам как-то сказал, что мог к нам двадцать лет назад спокойно переехать с этим СМП — сто сорок с чем-то. А так у него всю семью вырезали, пока он на работе был. Жене кишки на шею намотали... Ну, он там тоже намотал кое-кому! А моя дура из-за этого тетку от него отвадила. Нормально бы жили себе, а теперь таятся, как эти... Если ему сорваться, давно бы сорвался. Тебе-то он зачем?” — “Да нас же чуть не двое в „химии” осталось...” — “Слу-ушай, а давайте втроем к Бочкину наймемся! Ты слыхал, какую хрень он в лето затевает? Это же на три года минимум стройка! Давай, Пашок, ну! С вами и меня возьмет. Точно!” Распалить он может любого, но с Константином встречаться мне нельзя, еще подумает, специально дожидался... кое-как я отрываюсь от жизнерадостного тезки и двигаю дальше. Вспоминаю экономные и всегда законченные движения Константина, его ладони-рашпили и готов поверить, что если возьмется он, то намотает обязательно, а помесив снег на задворках Дома быта, распугав собачью свору, уже и сам знаю: намотал он так, что навсегда успокоился, — вот и все. Теперь мне идти через центр и надо завернуть в “Бочку”, куда моя половина теперь уже явилась для поддержания чистоты и порядка и наверняка пробила насчет предстоящих разгрузок. В грузчиках у Бочкина я получаю в шесть раз больше, чем в “химии”, верней, моя получает — я как бы не при делах. Правда, после двух “КамАЗов” с продуктами и химией у меня потом неделю спина кружится, а перехожу ли я к нему насовсем, будет решаться в марте.
Константина я, конечно, укачаю, а сосед пусть умоется.
Идти мне становится веселей, но сворачиваю я все же на очередные задворки — в “Бочку” теперь и на разгрузку как бомж являться не стану. Да и неудобно в этом тяжелом бушлате — его только таскать жарко... На Набережной меня начинает нагонять соседов голубой “Москвич”, но я успеваю свернуть к берегу, на нашу уже тропинку.
К дому иду задами, через огород, и с каждым шагом все отчетливей звучит музыка из наших угловых окон. Алгебру она учит... с подружками-задрыгами. Во дворе мне особо делать нечего — в сараях только куры остались полудохлые, — поэтому беру снеговую лопату, скребу, и музыка вскоре обрывается. Заметили... На крыльце мы сходимся. “Рано сегодня”. — “Да и вы не задержались”. Говорю вроде бы весело, но чему, правда, радоваться?