Юрий Павлов. Премированная хлестаковщина. — “День литературы”, 2006, № 6 <http://www.zavtra.ru>.
“Не раз в книге [Дмитрия Быкова] лояльность Пастернака к революции и советской власти объясняется его еврейским происхождением (если бы подобное прозвучало из уст Ст. Куняева или М. Лобанова, представляю, какой бы крик поднялся)”.
“Поэмы Пастернака 20-х годов — типичные образчики социалистического реализма, в них художественно выражена официальная точка зрения на нашу историю, а это суть определяюще. Более того, нелюбимый мной Владимир Маяковский с его откровенным людоедством выглядит более „благородно”, чем Борис Пастернак с его „интимным” оправданием террористов, разрушителей русской государственности”.
“Конечно, страсть Юрия Живаго и Лары — это не христианское служение, как уверяет нас Д. Быков. Думается, люди с таким мироотношением, с такими ценностями ведут человечество только и неминуемо к гибели, к вырождению, самоистреблению. Юрий Живаго являет классический образчик эгоцентрической личности, тот тип интеллигента, о котором так исчерпывающе точно сказал И. Солоневич: „Эта интеллигенция — книжная, философствующая и блудливая <...> отравляла наше сознание сто лет подряд, продолжает отравлять и сейчас. Она ничего не понимала сто лет назад, ничего не понимает и сейчас. Она есть исторический результат полного разрыва между образованным слоем нации и народной массой. И полной потери какого бы то ни было исторического чутья”. Эти слова в полной мере применимы и к Д. Быкову, автору книги „Пастернак””.
Вера Павлова. Стихи. — “Новый Журнал”, Нью-Йорк, 2006, № 243 <http://magazines.russ.ru/nj>.
Роман журавля и синицы —
предмет обсужденья ворон.
Нью-Йорк никогда не снится,
поскольку он сам — сон,
приснившийся Семирамиде.
Синица, душа моя,
что можно во сне увидеть
в объятиях журавля? —
Море.
Глеб Павловский. Две речи — одно событие? — “АПН”, 2006, 10 июня <http://www.apn.ru>.
“Я предлагаю рассмотреть XX съезд в контексте пары великих риторических сдвигов ХХ века — как сторону риторического диполя. Полюс каждого — некая речь. Речь, которая с момента своего произнесения, укрупняясь, разрастается в мировой водораздел. Таковы Фултонская речь Черчилля в марте 1946 года, которую принято считать началом Холодной войны — и т. н. секретный доклад Хрущева на ХХ съезде, содержащий пресловутое „разоблачение Сталина”. Одна речь от другой отделена ровно десятью годами, и в минувшую весну мы справляли оба юбилея. <…> Черчилль в Фултоне, как известно, обобрал Геббельса. Сама идеологема „железного занавеса” позаимствована из последних речей Геббельса, о чем бывший военный диктатор Британии не мог не знать. Хрущев в своей речи заимствует концепты из троцкистских текстов, тогда еще многим памятных. Из троцкистской антисталинистской лексики заимствуются целые риторические обороты „перерождения кадров”. Для чего это? Каждый обращается к вражеской традиции именно для того, чтобы совершить… рывок, слом, какой-то прорыв, для которого нет легитимных инерционных оснований…”
Владислав Поляковский. Канон внутреннего нонконформизма. — “Рец”, 2006, № 37 <http://polutona.ru/rets>.
“Вот тут (и дальше) Алексей Цветков пишет, что нет у нас гениальных поэтов и прозаиков. К чести своей он, являясь одним из крупнейших авторов, довольно невысокого мнения о себе, — как это и приличествует поэту. Но разберемся…” Далее — полемика . “Канон строится уже сейчас — надо открыть глаза. <…> Будьте здоровы, Алексей Петрович”.