Когда описывала себя, чтобы узнал, так и подмывало сказать: я маленькая и уставшая, у меня ввалились глаза от бессонницы, я схожу с ума от html-языка и компьютерной графики… Но она так не сказала. Макс никогда бы так не сказал. Она назначила встречу и положила трубку.
Затмение
О том, что приедет с мамой, Настя честно заранее предупредила. Сказала примерно так: “Она зимой очень болела, ее нельзя оставлять одну. Она не помешает нам, вот увидишь. Хорошо? Согласен?” А как можно было отказать? Представила бы она, что он скажет на это: нет! — хотя уже все лето только и мечтал что о ней, как встретит на вокзале и увезет куда глаза глядят.
Но, увидев эту маму, он сразу подумал, что лучше было отказаться. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что с головой у нее не то. Лицом — тетка как тетка, а глазами, выражением — сущий ребенок. Лет восемь-десять, уже все понимает, но еще не до конца самостоятельный, молчаливый, самопогруженный. От этого несоответствия стало жутко.
— Это Надежда Игоревна, — представила Настя, а мама только кивнула и тут же спрятала глаза. Поглядывала потом исподтишка. Костю даже в пот бросило. Он и так, пока готовился к встрече, все думал, как будет этой маме в глаза смотреть. Все же у них с Настей ничего не ясно, так, летний роман, они даже мало друг про друга знают. Успокаивал себя, что люди все взрослые, современные, что она поймет.
Но, увидев этот взгляд, понял: ни фига не взрослые. И стало неуютно. Как если бы Настя с ребенком приехала, а не с мамой, а как вести себя с детьми, он никогда не знал. Только было поздно, Костя бодренько подхватил их сумки, с шуточками — в машину, завелся и повез, болтая и развлекая гостей. У него это профессиональное, ему недаром доверяют туристов встречать: самое сложное — первые десять минут знакомства, дальше легче пойдет. Так обычно и бывало, и Костя знал, какой болтовней забить эти десять минут, чтобы все расслабились, но теперь от этого ненормального взгляда в салонном зеркальце ему самому никак не становилось легче.
— А куда мы едем? — болтала Настя. — Где мы будем жить? В палатке, да? Как в прошлом году?
— А у тебя есть с собой палатка? — пытался подстроиться ей в тон Костя.
— Ой, нет, а надо было брать? — деланно пугалась Настя и как-то так наклонялась к нему, что бросалась в глаза ее тонкая, белая, совсем незагорелая шея, и ключицы, и ниже — какой-то кулончик на открытой груди, и он даже вздрагивал, забывая о руле, потому что вот здесь, совсем близко, была опять Настя, которую он ждал все лето, ждал и хотел, будто думать больше было не о чем. И дыхание сбивалось, но тут сзади переваливалась Надежда Игоревна и говорила Насте, вцепившись в спинку кресла:
— А в лесу жить — страшно? А тут медведи бывают? А волки? Бывают? А мы что, правда в палатке будем жить?
— Мама, успокойся, мы шутим. Правда, Костя? Мы не станем в палатке жить. Костя, скажи.
Но Костя не знал, как смотреть на эту странную женщину, не то что как с ней разговаривать. Он уставился на дорогу и пытался убедить себя не париться. Приедут, поселятся, не все же время она будет маячить рядом, как-нибудь найдут момент остаться одни. Он только об этом и думал. Как начался сезон, как начались туры, особенно по тому маршруту, на котором они познакомились с Настей, его тело словно заныло. Он сам не ожидал такого от себя. Стали сниться невыносимые сны с Настей, после них он вылезал из палатки весь мокрый, было нестерпимо, томительно ждать конца июля, когда она обещала приехать, тело требовало ее немедленно, оно требовало повторения прошлого лета, когда их как будто слило вместе, когда ходили, пошатываясь, почти не ели, забираясь на привалах в палатку раньше всех. Все уже смеялись, и подруги Насти, и напарник (тогда группа была большая, Костя шел с напарником). А каким все казалось безумно красивым кругом! И маршрут, который он знал до камушка и который за сезон успел приесться, был какой-то фантастической, сказочной красоты.
Весь год они почти не общались, только эсэмэсками перебрасывались. А к лету он стал звать ее приехать. Обещал взять отпуск, устроить ей незабываемое, эксклюзивное путешествие. Это, конечно, сумасшествие, отлучаться на две недели в разгар сезона, да еще в такой год, когда турист шел, как лосось на нерест, все ему говорили, что он псих, но Костя ни о чем другом думать не мог.