— Да, только предварительно его надо разобрать.
— А царя с собой не возьмете? — Лосев покосился на лежащего Петра.
— Нет, я думаю, ему место в здешнем краеведческом музее, тем более что времена меняются и, может быть, когда-нибудь памятник снова захотят восстановить. Да и честно говоря, в Третьяковской галерее такая статуя уже есть. В общем, памятник у вас не оригинальный.
— Правда?
— Да, таких памятников несколько, и первый из них был поставлен в Таганроге стараниями Антона Павловича Чехова. А этот памятник поставлен последним, перед самой мировой войной.
Каменный футляр был, видимо, тонкостенным и непрочным, потому что сломали его на удивление быстро. Удовлетворив свои разрушительные инстинкты, толпа удалилась, довольная собой, оставив на остатках фундамента футляра во всей красе деревянный домик Петра I.
Лосев сделал все нужные Комаровскому снимки и ушел, договорившись встретиться в понедельник в десять часов утра на этом же месте.
— Если вы не придете до половины одиннадцатого, я буду понимать это так, что вам помешали обстоятельства, — сказал Комаровский, пожимая Лосеву руку на прощание.
6
В понедельник утром, когда Лосев, договорившись с Иваном Степановичем, уже собрался идти на встречу с Комаровским, в редакцию вбежал запыхавшийся мальчишка, спросил Лосева и вручил ему записку.
Развернув листок, Лосев прочитал:
— Вызвали в серьезное заведение. Ждите в редакции.
Комаровский пришел через час. К удивлению Лосева, он оказался давним знакомым Ивана Степановича. После бурных приветствий и продолжительных расспросов Комаровский попросил зама отпустить с ним на некоторое время Лосева.
— Что же ты не сказал, что идешь с Петром Дмитричем? — посмотрел поверх очков замредактора. — А если бы я не отпустил?
По дороге Комаровский рассказал, что в его гостиничный номер принесли повестку, которая обязывала явиться в краевой отдел ОГПУ в понедельник к девяти часам утра.
Придя в “контору”, которая занимала здание бывшего подворья одного из отдаленных сельских монастырей, Комаровский предъявил повестку, и его сразу провели к главному начальнику краевого отдела Горанову.
— Вы думаете, что мандат Наркомпроса вас защитит? — спросил Горанов.
— У меня нет таких иллюзий, — ответил Комаровский, — но я делаю свое дело, ради которого сюда приехал. Я не политик и не общественный деятель, я архитектор-реставратор и мыслю своими категориями.
— То есть вы считаете, что защита атрибутов царизма — ваша забота?
— Вы меня как будто не слушаете. Я — архитектор-реставратор, меня интересуют не атрибуты царизма, а исторические памятники. Если бы в домике начала восемнадцатого века жил не царь, а какой-нибудь крестьянин, он не стал бы для меня менее ценным. К тому же я не предлагаю сохранять этот домик здесь, я обещаю увезти его в Москву в течение недели. Так что у вас с этим домиком не будет никаких проблем.
— Меня отпустили, — сказал Лосеву Комаровский, — но, уходя, я попросил Горанова, пока домик еще не увезен, организовать его охрану силами ОГПУ. “Смелый вы человек, — произнес главный начальник, — впрочем, я ценю храбрость. Я сейчас же распоряжусь организовать охрану домика. Но только до пятницы. В субботу его уже не должно тут быть”. Я подумал было, не попросить ли у него людей для разборки домика, — улыбаясь, сказал Комаровский, — но решил, что не стоит играть с огнем, можно и обжечься.
Они подошли к Соборной площади, с которой были хорошо видны две большие фрески на фасаде собора с восточной стороны. Лосев по просьбе Комаровского сфотографировал фасад с фресками, затем отдельно алтарные апсиды, а потом они обошли вокруг собора. Комаровский более десяти раз просил запечатлеть то одну, то другую деталь храма.
Несколько любопытных мальчишек, заметивших необычное действо, увязались за Лосевым и, заглядывая в окуляр камеры, надоедали расспросами.
Наконец Комаровский решил, что видов собора с наружной стороны больше не требуется. Он подошел к боковому входу в собор, достал из кармана ключ, открыл дверь и, отогнав мальчишек, тоже норовивших пролезть в храм, впустил Лосева, зашел сам и запер дверь. Избавившись от помех, Лосев вздохнул с облегчением.