— Превосходная мысль. Однако ошибочная. Все эти криптограммы — полная чушь. Сомнительно, что хотя бы половину из них вообще можно было расшифровать. Даже если можно — в них наверняка не было полезной информации. Зодиак не рискнул бы своим инкогнито. Он старался привлечь к себе внимание. Молния такой же. Этот ботинок, телефон и то, что аккумулятор снова исчез, — трюки для привлечения внимания. Люди любят загадки, но в мире не осталось загадок, Кошевой, этот мир слишком прост.
Кошевой обиделся:
— Мне кажется, вы ошибаетесь.
— Вы смеете возражать мне? Великолепно.
— Почему вы всегда такой... ну... неверующий? — горячился Кошевой. — Пусть мир и прост, но разве не мы сами создаем в нем загадки?
Гордеев посмотрел на своего напарника с любопытством:
— То есть вы считаете, что Молния не так банален, как может показаться на первый взгляд?
Кошевой потупился:
— Конечно, он псих, но разве его существование, его поступки, то, что он убил больше двадцати детей, банка с человеческими останками — не тайна? Страшная тайна, тошнотворная тайна, но все-таки тайна!
Гордеев покачал головой:
— Видите эту глину?
— Кусок засохшей глины?
— Именно: кусок засохшей глины. Повторюсь: ботинок, телефон и банка ничего не значат. Их нам подсунул Молния, а значит, они лишь информационный шум. Созданная человеком загадка, которая не нуждается в разгадывании. А вот этот кусок глины, Кошевой, значит много. Молния не подозревает о его существовании, и это та самая криптограмма, благодаря расшифровке которой мы выйдем на след убийцы.
— Но что может сообщить кусок глины?!
— Всему свое время, Кошевой. — Гордеев улыбнулся. — Если я скажу сейчас, вам будет неинтересно. Однако обещаю: я назову вам настоящее имя Молнии еще до Нового года. Ну-ну, не хмурьтесь. Хотите водки? Поблизости есть замечательный кабачок.
— Мне надо уйти по делам, — сказал Кошевой. — Простите.
— Вы разочаровались во мне? Водка помогает мне думать.
— Что-то не верится.
— Отлично. Что ж, тогда до встречи. Не споткнитесь, когда будете выбираться отсюда: пол завален битым стеклом.
Кошевой ушел, а Гордеев еще немного побродил по складу, мучаясь сомнениями. Однако время поджимало: следовало забрать дубликат ключа, который он заказал накануне. Ларек закрывается в семь. К счастью, идти недолго. Через двадцать минут Гордеев был на месте. Работник ларька как раз собирался уходить: он посмотрел на припозднившегося клиента с неудовольствием, однако вернулся в ларек, покопался под прилавком и отыскал готовый ключ. Гордеев сунул ключ в карман. Затем он направился в ресторан японской кухни, где заказал графин водки и пиццу. Водку ему принесли сразу, а пиццы не было. Официантку Светочку послали извиниться перед клиентом за отсутствие пиццы.
Гордеев спал щекой в тарелке. Рядом стоял пустой графин. Светочка не знала, как поступить. Перед тем как сделать заказ, Гордеев предъявил ей удостоверение, и Светочка сомневалась, что имеет право будить такого важного человека. Поэтому она постояла возле столика и ушла, чтоб не тревожить представителя властных структур. В том же кафе за другим столиком сидела Надя. Напротив нее расположился молодой человек, с которым Надя познакомилась в Интернете. Молодого человека звали Ерема. Ерема положил на стол перед Надей фотографию. После Ромы это было четвертое подряд свидание, на которое ей приносили фото неприличного содержания. Надя не понимала: может, это она ненормальная, а то, что происходит вокруг, вполне естественно? Она смотрела на фотографию пустыми глазами, а Ерема ерзал на месте, потому что опасался Надиной критики.
— Как вам? — не выдержал он.
Надя кивнула:
— Недурно.
— Вы такая современная, — обрадовался Ерема. — Хотите саке?
— Не знаю, — сказала Надя. — Может, лучше вина?
— Я закажу саке, — решил Ерема. — На вино у меня аллергия.
Пока несли саке, Ерема рассказывал о том, какое влияние оказало на него аниме «Евангелион». Надя не поняла ни слова из его рассказа. Ерема все более вдохновлялся. Он объяснил Наде, чем отличаются японские дорамы от корейских. Надя в ответ заявила, что ей надо отлучиться в туалет. Ерема не заметил ее ухода, он рассказывал о горькой судьбе Лелуша.