Вашингтон! Вышли — и словно в парилку попали! Испуганная пробежка до автобуса — прохладный «кондишн», от автобуса до аэровокзала — метра три, но как по раскаленной лаве. И это — рай? Короткими перебежками добрались до отеля… Вот где рай! Среди маленьких прудиков с лотосами по островкам и мостикам нарядные люди ходят — отглаженные, сладко пахнущие… Но где ж тут Новая Церковь? Народ-то все больше пожилой… но цепкий, как сразу чувствуется! Только МБЧ, один из нас, тут не растерялся, сновал в толпе, как ерш среди плотвы, — вдруг, хохоча, стройного седого сенатора с размаху поддых бил — сенатор вымученно смеялся, потом МБЧ каких-то важных дам ниже талии щипал — те по-лошадиному строго улыбались.
— Все старые бляди тута! — сообщил МБЧ.
Но для нас-то они новые!
Закинули вещи свои — окна из номера в зимний сад — и нетерпеливо в город рванули, хотя МБЧ, уже зверски пьяный, предупредил:
— Не хрена там делать!
— Как?
— А так!
— В столице прогрессивного человечества?
— А да!
Я подошел к негру-портье, долго расспрашивал на ломаном, куда тут пойти. Тот, словно извиняясь, предложил проехать в Джорджтаун, аристократически-богемный пригород, вроде села. А так… Он задумчиво закатил свои выпуклые очи, пожал плечом. Приехали! И главное — уже как бы я получаюсь поводырь, отвечаю за то, чтобы Вашингтон нам понравился! Кир сразу же надменно устранился, я всех вывел из «кондишна» на жару. И как бы за жару уже тоже я отвечаю — все на меня злобно поглядывают. Почему я? Как говорила классная наша воспитательница Марья Сергеевна: «Нет добросовестней этого Попова!» И вот — результат! За Вашингтон теперь отвечаю!
Но — странный город: все улицы похожи! Абсолютно одинаковые «сталинские» дома, колонны с каменными «гроздьями» наверху… такие у нас строили пленные немцы после войны… Но тут разрухи вроде бы не было — так в чем же дело? Им видней! А отвечать приходится мне!
— И тебе нравится? — Кир презрительно говорит.
Я, что ли, это построил?!
— Хорошо… но душно, — деликатно сказал я.
Прилипая к асфальту, обливаясь потом, шли… абсолютно одинаковые улицы… пока нашли метро — дважды к отелю вернулись!
Наконец пахнуло затхлостью… Подземная дыра!
— Что — еще в метро спускаться? — Кир глянул на меня.
Да, виноват! Рядышком экзотический Джорджтаун не смог разместить! Вниз полезли. Тьма! Стен вообще не видать, не говоря о каких-либо художественных барельефах. Какие-то вагоны, похожие на грузовые. Сели.
— Правильно едем-то? — теперь Соня разволновалась.
А я что — был тут?
— Правильно, правильно… — а сам прислушиваюсь.
Проехали несколько таких же темных станций, вдруг слышу голос: «Некст стейшн — Фрогс пул!» — «Лягушачье болото»! Нам, значит, выходить!
Поделился этой радостью, хотел даже посмешить — «Лягушачье болото», но все сморщились брезгливо. Будто я это болото устроил!
Вышли наверх.
— И никакого болота нет! — Соня обиженно губы выпятила.
Опять не угодил!
— Ну, куда теперь? — уже устало Кир меня спрашивает.
От площади с каким-то конным бронзовым генералом расходятся улицы… Куда? Отчаяние почувствовал! Наверняка куда-нибудь не туда их приведу и буду растоптан окончательно.
— Сюда!
— …Сюда? — Кир надменно бровь поднял. Сюда — он показал явственно своим взглядом — самый глупый ход. Но раз «этот» командует — он снимает с себя всякую ответственность… Снимай!
Шли некоторое время в раскаленной жаре.
— …А ты уверен? — Соня тяжело выдохнула.
— Ты что — разве не понимаешь? — Кир остановился, пот вытер, рукой махнул. — Он же пишет очередной свой абсурдистский рассказ с нашим участием!
— О да!
Прошли еще милю.
— Ну все — это уже издевательство! — Кир говорит.
Уже до издевательства я дошел!.. Но должен же быть где-то Джорджтаун? Что же такое? Гляжу на них — высокую веру проповедуют, а сами даже в близкий Джорджтаун не верят!!
— Уже близко! — бодро говорю.
Качнулись вперед, переставляли ноги… И вдруг — повеяло!
За поворотом — речка. Мост через нее. Игрушечные сказочные домики, залепленные цветами… Пруды… Прохлада!
Я помню, как однажды, малышом, Я лез в заросший пруд за камышом. Тяжелый жук толчками пробегал И лапками поверхность прогибал. Я жил на берегу, я спал в копне. Рождалось что-то новое во мне. Как просто показать свои труды. Как трудно показать свои пруды. Я узнаю тебя издалека: По кашлю, по шуршанию подошв. И это началось не с пустяка: Наверно, был твой пруд на мой похож! Был вечер. Мы не встретились пока. Стояла ты. Смотрела на жука. Тяжелый жук толчками пробегал И лапками поверхность прогибал.