Заседание вяло шло — старушки что-то вяло бормотали, потом главный проповедник этой Церкви, кореец Е, по-корейски на всех кричал — но переводчики не успевали, слабо знали корейский… Осталась тишина.
И тут на трибуне, как чертик из табакерки, МБЧ появился — крохотная, яростно налитая, как клюквинка, головка. Но голос мощный, все заполняющий:
— Россия гибнет! Коммунисты оставили после себя пустыню! Идеалов нет! Наша церковь скомпрометирована! В России — духовный сифилис! Бог может к нам прийти только с Запада!
— На большую деньгу, видать, нацелился! — шепнул мне Жоз.
МБЧ сбежал с трибуны под бурные овации! Для этого, видимо, и вызывали нас?
И вдруг я оказался на трибуне. Что вынесло меня? Никогда бы такого о себе не подумал! Президиум недоуменно переглядывался: не предусмотрено было!
— Мой уважаемый друг и любимый соотечественник, — (поклон в сторону МБЧ), — на мой взгляд, крупно ошибается!
Дождался, пока на все языки перевели, включая корейский.
Кореец недоуменно вытаращил свои узкие глаза.
— У нас никогда не было — и нет — ни духовного вакуума, ни духовного сифилиса!
— У вас была коммунистическая идеология! — выкрик почти без акцента.
— Не было у нас коммунистической идеологии!
Слегка отстающий, как эхо, перевод… недоуменный ропот зала.
— И не надо нам заполнять вакуум — у нас его нет! Мы отлично живем, лучше вас!
Тишина… И вдруг как чертик из табакерки, но на этот раз уже в зале, МБЧ вскочил, бешено зааплодировал. Подхватили!
Все по бокам меня хлопали, пока я шел к своему месту. МБЧ впился поцелуем:
— Ты молоток! Правильно им врезал! Я сам так думаю! Со мной будешь работать!
Да?
Ночью мы шастали с ним по Вашингтону, искали центр сексуальной жизни в этом городе, но так и не нашли. Темные пустые улицы, иногда — старые бездомные негритянки, нахохлившись, на скамейках сидят, почему-то поставив ступни в картонные ящики с напиханными тряпками… Для тепла?
Зато когда мы вернулись в отель, оказалось, что Соня и Жоз закрылись в номере еще до ужина и выходить не хотят, даже чтобы выпить. Вот где центр сексуальной жизни оказался — у нас!
Прямо из «Шереметьева-2» бешеный МБЧ умчал меня на длинной черной машине в подмосковный монастырь, работающий теперь по международной программе и поэтому переоборудованный в кемпинг… Я понял так.
МБЧ бухнулся на колени на краю обрыва, размашисто стал креститься. Вдаль уходили просторы: рощи, церкви, поля. Переламываясь и выпрямляясь вновь, летела тень облака. МБЧ вскочил, скрылся за мощной стеной, снова выбежал — уже в какой-то полурясе, темной шапочке… А мне как?
Программа христиан-международников (на которую он все же вырвал в Вашингтоне деньгу) называлась с размахом — «Битва Архангела с диаволом», и МБЧ страстно исполнял обе роли. По программе, которая мне случайно попалась в руки (губы после селедки вытирал), выходило, что монастырь этот под завязку наполнен святыми и грешниками. Но он справлялся один!
Такой истовости в грехе и молитве вряд ли кто-нибудь мог достичь, кроме него! Блистательную свою карьеру в кино он начал с роли пьяницы монаха в знаменитом фильме — и в таком духе и продолжал. То и дело в монастырь приезжали съемочные группы — борьба архангела с дьяволом в одном лице еще снималась, оказывается. В нескольких сериалах одновременно! В основном мы проводили время в бане, не выходя из образа, изгоняя беса, временами принимавшего вполне конкретные соблазнительные формы!
С трудом вспомнив наконец, что у меня есть семья, я добрался до телефона, набрал полузабытый номер. Тишина.
— Алле, — наконец тихий сиплый голос жены.
— Меня тут… похитили в рабство! — сообщил я.
— …В Америке? — как-то безразлично поинтересовалась она.
— Нет… тута!
Молча повесила трубку.
Изгнание дьявола продолжалось. К моему возвращению в парилке оказался толстый человек с нежной кожей, пошедшей розовыми пятнами, похожими на листья клена. МБЧ яростно хлестал его веником и словами:
— Ну ты, сука! Подмял под себя все средства печати! А вот, — он кивнул на меня, — гений подыхает с голоду!
На подыхающего с голоду я мало походил — скорей от чего-то другого… Но МБЧ продолжал страстно хлестать магната:
— Вот тебе!!