— Да-а-а, — проговорил Кир потрясенно. — Далеко ты ушел…
— Откуда?
— От того… с чего мы когда-то начинали!
— Да.
Помолчали. Только гудел мотор.
Вспомнил я, как, выходя из храма, с крещения, почувствовал вдруг на потном лбу прохладное крестообразное дуновение… Где оно?
— …Что я могу для тебя сделать? — Кир спросил.
— Не знаю.
Молча въехали в город.
— Когда у тебя будет окно?
— Это смотря куда.
— …В светлое прошлое. — Кир улыбнулся.
— Как ты скажешь! — Я глядел на него.
Парк переходного периодаВсю ночь вспоминал, как они стояли на дороге, на тоненьких ножках, постепенно уменьшаясь…
Ну все! Хватит! Выглянул в иллюминатор. Снижаемся. Раннее утро. Как давно я тут не был! В долинах между гор длинные дымы тянутся, бросают тень.
— Это не виноградники снова жгут?
— Да нет! — Кир улыбнулся. — Просто мусор.
— А-а.
Вышли слегка покачиваясь. К длинному зданию аэропорта подкатила черная «Волга».
— Из «Горного воздуха»? — Я обрадовался.
— Ну!
Поехали берегом — море тихое, перламутровое. Отражая низкое солнце, сияет стеклянный Морской вокзал.
— Помнишь нашу битву тут? — Кир улыбнулся.
«Нашу» — не совсем это так… Ну ладно! В такое утро не спорить же!
— Теперь, надеюсь, круглосуточно пускают сюда?
— Ну! — Кир гордо говорит.
— Не зря, выходит, бились?
— Ну!
Утро радости. И надпись, в которую я булыган запустил, исчезла! Не зря, выходит, живем?
Кир молча пожал мне запястье. Не зря!
И как раз в розовом утреннем свете от берега паром отходил, на котором я жену свою встретил, и особая жизнь пошла. Проехали уже — а я все смотрел вслед парому, чуть голову не отвинтил!
На пологом склоне наверху показались тяжкие стены монастыря — здесь я провел не лучшие свои часы: тогда там функционировала тюрьма. Я глянул на Кира — он скорбно вздохнул: пока да.
— Надеюсь, с этим я больше не столкнусь?
«Столкнешься», — вдруг явственно произнес какой-то голос. «Как это — столкнусь?» Я встревоженно озирался. Кир глядел отрешенно-возвышенно… Нет, это не он сказал.
И вот — за поворотом, над зарослями колючего кустарника — купол! Это же церковь моя, где я крестился!
— Узнал? — Кир улыбнулся.
— Конечно!
Едкие слезы потекли. Вспомнил вдруг идущее с неба холодное крестообразное дуновение в лоб. Где оно?.. Со мной, конечно, где же еще?
Поднимаемся серпантином в горы, все выше. «На рыхлом оползневом склоне, — Кир показывает, — деревца насадили». Все люди вышли, как один, в надежде на новое будущее! «Остановим оползень старой жизни!» — такое настроение было у всех! И смотри, деревца еще тоненькие, а оползень держат, не дают засыпать новую жизнь! ППП. «Парк переходного периода» — все жители чуть насмешливо, но ласково этот склон называют. А при прежнем, реакционном, режиме обвалилось бы все!
Объехали гору, и — знакомые ворота! Только теперь тут вместо вывески «Санаторий „Горный воздух“ Управления делами ЦК КПСС» другая совсем: «Центр Духовного Возрождения»! Вот так!
Архангел Петр в пятнистой робе открывает ворота… Въезжаем! И от знакомого палаццо с витыми колоннами, изрядно уже одряхлевшего, бегут, радостно подпрыгивая… Соня! Жоз! МБЧ! Обнялись.
«Жизнь вернулась так же беспричинно, как когда-то странно прервалась»!
— Ну, отдыхай! — МБЧ наконец оторвался от меня, жадно разглядывал. — Герой. Герой!.. Через час совещание.
Кир по железной винтовой лестнице меня в светелку отвел. Три окна: два на гору, одно вниз, на море.
— Ну давай. Какую берешь койку?
— А вторая — твоя?
— Нет, к счастью. Ну давай!
— Да-а. Бедновато. — Я огляделся.
— Тебе все «бедновато»! — Кир улыбнулся. На самом деле я — ликовал!
Он вышел. Я развесил в шкафу свои пожитки, прилег на койке у окна.
Освещенная зарей, гора нависала. Но нас этим не запугаешь! Наверху, на самой седловине, ретранслятор поставлен, как ящер на задних лапах, весь покрытый чешуей тарелок! Будем вещать!
Для чего сюда меня вызвали? Помню, я так же вот, в минуту отчаяния, в Москву поехал, решил узнать у тамошних умников — как жить? И что же ты думаешь? Все набились в мой номер, жадно чего-то ждали от меня! Вот так. Сладко потянулся. Поглядел на часы. Сколько еще до совещания-то?