А горечь! Горечь душила... Аня… Ее трепетное лицо! Уедет. Это надолго… Жизни-то осталось ему, Алабину, всего ерунда. Самый край… — мучая себя, думал старик.
Среди дня Петр Петрович счел нужным завернуть к старой карге. Найти нетрудно: поглядывай через рябь штакетника, и где-нибудь на нее наткнешься… На той даче или на другой.
— Привет, старая. — И Петр Петрович завел для начала самый ненавистный ему дачный разговор — о погоде.
Но как раз погожие нынче деньки Аннету Михеевну на старушечье пробалтывание очень даже вдохновили.
Да, да, да, уезжают… Вчера Аня и ее муж ездили вместе в Москву — похоже, что за билетами.
— И вернулись.
— Велели приглядывать?
— И прибрать, и приглядывать. Чтоб порядок… Хе-хе-хе… А что ж мне — плохо, что ли? Я, если так поглядеть, здесь полная хозяйка. Люди приезжают-уезжают, живут-умирают, а я остаюсь!
Старуха продолжала свое и уже не могла остановиться — с Михеевной, мол, все ладят. Аннета Михеевна, мол, всюду и везде!.. Иль не знал?
Петр Петрович кивнул: знал он, знал!.. Ну, разговорилась!
— Михеевна всегда при деле… Подрезать ветки в саду... Колодец почистить. Всему, заметь, сама выучилась… Травку выкосить, косой раз-раз — и готово.
— Неужели косишь?
— Кошу… Михеевна все может. Вот только курить никак не научусь! А то бы мне с папироской как хорошо! — Она хохотнула.
Петр Петрович слушал ее болтовню, с трудом допуская мысль, что эта самая старуха едва не попалась ему в постели. Едва не отдрючил старую козу!.. Однако не казалось ни смешным, ни гротескным. (Своя незадача гротеском не кажется.) И опять же эта вдруг зачастившая к Петру Петровичу мысль — мол, недалек, недалек край жизни!
Живешь и живешь. Бегаешь… Ищешь себе какую-нибудь Михеевну с подсказкой. И Михеевна тут как тут. Хозяйка… Ан глядь — не сама ли это смерть к тебе уже подоспела? — в таком вот гротескном, костлявеньком виде!
Петр Петрович произнес: бр-ррр... — и даже потряс головой, отгоняя навязчивый образ старой хозяйки .
...Аню он увидел за их дачным забором — в саду.... Одна. Муж Антон в гараже что-то насвистывал. Ковырялся (судя по звукам) в машине... Он же у нас трудоголик. Увлекающийся такой!
— Добрый день! — крикнул Петр Петрович через калитку.
Аня выглядывала на дереве посиневшую сливу. А что выглядывать, вся, вся спелая!.. Едут на юг. Уж там-то спелой сливы им будет навалом. Аня будет загорать… У моря… В купальнике! — подумал Петр Петрович с придыханием. И сглотнул слюну.
— Добрый день! — крикнул он еще раз.
Как-никак, старый Алабин был в отглаженных брюках и в белоснежной рубашке под легким свитером.
Аня поздоровалась… Лицо спокойно.
Именно! Ее лицо не было так уж скорбно. Ну, наконец-то… Ага! Она кормила собачонку. Лицо ее даже посветлело… Вот так-то!.. Протягивала собачонке куски, а сама склонила голову. Эта ее шея... Этот ее изгиб!
А собачонка знай прыгала… Приблудная. (Других дачников Петр Петрович за такие дела осуждал.) Приласкивают собаку, а потом съезжают. Брошенная, тоскующая собачонка ходит и всю осень заглядывает в глаза Петру Петровичу — больше-то некому.
Но если билеты уже куплены... Значило ли это, что Аня и ее трудоголик Антон уедут завтра-послезавтра?
Петр Петрович нацелился было спросить… Подойти ближе. Он ведь прилично одет. (Воротничок его белой рубашки как лезвие!) Но Аня уже ушла. Двух слов с ним сказать не захотела?
Строгая прическа, горделивая шея. И так знакомо затрепетавшее ее лицо.
Над ключом Петру Петровичу пришлось потрудиться. Подточил бородку напильником. (Слесарек-самоучка…) Подстукивал справа-слева мягкую медь. И нет-нет прикладывал к образцу… Сверяя. Щуря глазок… Еще и подбадривал себя советскими песнями:
Первым делом… делом самоле-оо-оты...
К вечеру он прошелся по поселку.
Дачная жизнь затихла — уже всё по-осеннему! Однако кой-где люди активны... У соседей Ани, что справа, перед отъездом гуляли. Отвальная! Запекали в вечернем костре картошку. И шумно пили пивко из горлышек.
Извлеченную из углей (рядом с костром) картошку бросали друг другу прямо в руки, обжигались!.. перебрасывали!.. и непрестанно вопили — экая радость жизни!
Костер полыхал… Видно как днем. Петр Петрович приостановился, смотрел на огонь, на прыгающие тени... Откуда-то кинулась собачонка, визгливо его облаяв.