утюжком по грезам поизмятым,
вопреки угару и угрозам,
вопреки таблеткам сердцемятным,
вопреки самой себе... О заумь,
Котаумь с зелеными глазаумь,
так дерзайся, только не слезайся
с поезда, где едешь в виде зайца.
Чингиз Гусейнов. Memor-портреты. — “Знамя”, 2006, № 8.
О поэтах: легендарном стихотворце Викторе Урине (умершем в 2004 году в Америке), Назыме Хикмете и Павле Антокольском; а также — об ученом/диссиденте Александре Штромасе и советском критике Иосифе Гринберге. Мемуары Гусейнова начинают складываться в интересную книгу.
Евангелие по-чукотски . — “Фома”, 2006, № 7 <http://foma.ru>.
Интервью сотрудника Института перевода Библии Андрея Десницкого — Виталию Каплану.
“ — Что труднее всего при переводе?
— Прежде всего — это сопротивление языка. Язык зачастую просто не позволяет сказать то, что ты хочешь. <…> Алтайский язык. Дословно перевести „Христос воплотился” невозможно, мы попробовали так: „Христос с плотью пришел”. Но плоть по-алтайски „эт-кан”, дословно — „мясо-кровь”. И когда это перевели, то получилось „Христос с мясом-кровью пришел”. Для алтайцев, народа кочевого, мясо и кровь — это два основных продукта питания. И получилось, будто Христос пришел с продуктами, людей накормить. В результате пришлось перевести: „Христос стал человеком”. <…> Другая трудность — это сама структура языка…”
В июльском номере помимо прочего — интересная статья Александра Ткаченко о радости православных христиан, материалы о лженауке, замечательный рассказ-эссе о покаянном пятидесятом псалме (Мария Городова).
Владимир Жуков. Как войти в литературу за шестьдесят секунд. — “Октябрь”, 2006, № 7 <http://magazines.russ.ru/October>.
Увлекательный отчет о проваленном эксперименте, или как стать профессиональным писателем, зайдя в Интернет. Это вам не доходная беллетристика типа “Как я работал в такси” или “…в американской армии”. На конкурсе самых безнадежных отчетов этот текст получил бы Гран-при.
“Профессиональных писателей, то есть тех, кто зарабатывает литературным ремеслом себе на жизнь, у нас реально, может, от силы тысячи полторы-две. Потому что нынче уже не те тиражи и соответственно заработки, что когда-то. А вот писателей самодеятельных — тьма-тьмущая. Похоже, из некогда самой читающей страны мы превращаемся в самую пишущую. Под крышу одного только интернет-сервера „Стихи.ру”, этого виртуального литературного улья, набилось девяносто шесть тысяч самодеятельных поэтов с 2,5 миллионами (!) своих произведений.
Впрочем, благодаря институту фриланса <...> грань между профи и всеми остальными оказалась размыта. Стать писателем по профессии может сегодня каждый. Другой вопрос — стоит ли”.
См. также нравоописательный очерк В. Жукова “Я был писателем-призраком...” — “Новый мир”, 2006, № 10.
Леонид Зорин. Восходитель. — “Знамя”, 2006, № 7.
Показательный кусочек этой хорошей прозы (многостраничного монолога):
“Итак, это слово сказано вслух. Таков был мой выбор — стать чиновником. Естественно — не столоначальником и не коллежским регистратором. Не шестеренкою в машине и не шестеркою на подхвате. Но эта среда меня притягивала, в этой воде хотелось плавать.
Кого-то этот выбор шокировал. Но он вызревал во мне шаг за шагом. Исподволь и необратимо. Здесь подошло бы и слово „вкрадчиво”, однако слишком оно изысканно.
Но ведь по сути — именно так. Мягко ступая, еле приметно, чуть слышно, не воплощаясь в девизах, мною овладевала потребность стать частью этой бесшумной силы. Возможно, я сохранил в подсознании отроческий поход в учреждение, первую очередь за документом и безотчетно был покорен скрытым могуществом канцелярии. Почувствовал негромкую власть неукоснительных невидимок и меру зависимости непосвященных. Почуял в воздухе коридоров, в торжественной тишине приемных и высшей сакральности кабинетов почти мистическую способность выстроить и подчинить всех прочих. Все явственней рождались два образа — образ очереди, вобравшей в себя абсолютное большинство человечества, и образ лестницы, по которой передвигаются восходители.
Скажи я вслух о своей зачарованности, мгновенно стал бы легкой добычей. Такая искренность эпатирует. Она останется достоянием моей персональной исповедальни. Что делать? Я был взрослее сверстников. Во всяком случае, понимал: законы лестницы беспощадны, чем выше, тем ее климат жестче, не каждый выдержит и дойдет.