На балу Принц потрясен не столько легкомыслием Матери, сколько очевидностью своего влечения. Тайное становится явным — сначала для него, а затем и для всех окружающих, так что основной темой спектакля оказывается coming out, “выход из шкафа”, сублимация и томление, вызванные невозможностью сразу же открыть истинную природу своих чувств.
И если есть в постановке внутренняя логика, позволяющая скрепить разнородные сцены, то это логика нарастающего симптома: отклонение от социальной нормы мыслится постановщиком и его Принцем как разрушительная травма, именно поэтому — чем дальше в лес, тем больше дров с начесом.
Что выглядит вполне по-чайковски — ибо, несмотря на сексуальную революцию и постиндустриальную раскованность нравов, история с отклонением от природой заданного курса очередной раз заканчивается плохо. Очень плохо. И за это совпадение с буквой первоисточника спектаклю можно простить многие неувязки и несовпадения.
1 Отсутствие дуэли Онегина и Ленского в спектакле “Евгений Онегин”, поставленном Дмитрием Черняковым, вызывает, мягко говоря, недоумение. Дуэль — самый динамичный, центральный момент и романа, и оперы. Без дуэли непонятно, например, о чем же грустит Ленский в своей знаменитейшей арии. Дуэль — это та сюжетная скрепа, та точка, в которой происходит своего рода сюжетный переворот — Татьяна и Онегин как бы меняются местами: ведущий становится ведомым. Без дуэли это преображение немотивировано, и весь “Евгений Онегин” теряет композиционную целостность. И это еще не все потери. В стихотворении “Смерть поэта” Лермонтов прямо сравнил гибель Ленского с гибелью Пушкина и фактически эпизод романа приравнял к реальной трагедии. То, что сам Лермонтов погиб на дуэли, сделало поединок Онегина и Ленского своего рода предсказанием судьбы русской поэзии на века вперед. Пастернак назвал стихи на смерть Маяковского так же — “Смерть поэта”. Вычеркнуть дуэль из “Евгения Онегина” — это, в определенном смысле, поправить задним числом историю русской поэзии. Может быть, действительно смерть Пушкина, Лермонтова, Маяковского видится из XXI века как череда нелепых несчастных случаев?
Галина Вишневская сказала в интервью “Российской газете” (от 7 сентября 2006 года): “Я сходила на премьеру „Евгения Онегина” в Большом театре, и меня охватило отчаяние от происходящего на сцене. <…> Когда прозвучало: „Куда, куда вы удалились...”, от унижения я просто заплакала”. Галина Вишневская написала письмо директору Большого, в котором отказалась от празднования своего 80-летия на сцене театра. На что Анатолий Иксанов ответил: “Каждый вправе решать, где праздновать день рождения. Некоторые вообще отмечают юбилеи дома”, — и назначил на тот самый день, на который было намечено чествование Галины Вишневской, спектакль “Евгений Онегин”. ( От редакции — Владимир Губайловский.)
Книги
Василий Аксенов. Край недоступных фудзиям. М., “Вагриус”, 2007, 304 стр., 7000 экз.
Книга, представляющая знаменитого прозаика как поэта, — собрание стихотворений (зонгов, раёшников, куплетов, любовной лирики, баллад, стихов в прозе и т. д.), сочиненных писателем для своих романов.
Сергей Алиханов. Где свет мелькал на сквозняке… Стихи и поэмы. М., “Графикон Принет”, 2007, 368 стр., 1000 экз.
Избранные стихотворения и переводы, а также новые стихи известного поэта, собранные им в книгу к своему шестидесятилетию: “Такая долгая зима — / Похоже, не пройдет сама, / И надо что-то делать с нею. / Раз не решился на побег, / Ладонями сгребаю снег / И грею, грею…”; о поэте: “Сергей Алиханов слишком естественен для того, чтобы быть модным” (Олег Хлебников).
Алессандро Барикко. Такая история. Роман. Перевод с итальянского Яны Арьковой. М., “Иностранка”, 2007, 336 стр., 7000 экз.
Повествование, образным рядом и стилистикой ориентированное на жанр романа-притчи, — о человеке, потратившем жизнь на строительство Своей Дороги, в данном случае — трассы для автомобильных гонок, которая должна была стать своеобразным иероглифом прожитой ее создателем жизни, а жизнь эту определили одержимость отца героя автомобилями, любовь матери к графу-гонщику, Первая мировая война, участником которой стал герой, эмигрантские блуждания по Америке, любовь, одиночество, возвращение на родину. Также вторым изданием в серии “The best of Иностранка” вышли книги: Алессандро Барикко. Море-океан. Роман. Перевод с испанского Геннадия Киселева. М., “Иностранка”, 2007, 288 стр., 5000 экз.; Алессандро Барикко. Шёлк. Роман. Перевод с испанского Геннадия Киселева. М., “Иностранка”, 2007, 152 стр., 5000 экз.