— Сатир, ты хоть объясни, куда ведешь-то, — скорее с интересом, чем с тревогой спросила Белка.
— Лишние знания не делают человеческую жизнь длиннее, — не оборачиваясь, ответил тот.
— Хорошо, я постараюсь запомнить. А все-таки?..
— Домой.
— Хорош дом… Скрывает что-то, мерзавец, — сказала Белка, обращаясь к остальным.
Прошло часа два, и тропинка совсем исчезла. Лес превратился в болото, деревья стояли здесь совсем редко, под ногами непрерывно чавкало. Тяжелые грязные брызги разлетались из-под ног. Путешественники то и дело оглядывались. И то, что они видели вокруг, им совершенно не нравилось. Мертвые деревья, пустынность, какая есть во всех болотах. Ворона каркнула, сидя на высоком сухом суку. Крик ее далеко разнесся над топями. Путники почувствовали себя одиноко и потерянно. Тимофей взял Белку за руку.
— Далеко еще? — спросила Белка у Сатирова затылка.
— Нет, не очень. Но впереди самое сложное, так что укрепитесь духом, графиня. Да не устрашат вас преграды.
— А что за преграды вы нам пророчите, виконт?
— О, это будет великолепно! Трясины, гнилая вода, грязь и дорога шириной с детскую ладошку. Шаг вправо-влево — и нас засосет болото.
— Врешь? — с надеждой спросила она.
— Нет, — покачал головой собеседник.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
А дорога меж тем все ухудшалась и ухудшалась. Ноги путников проваливались в грязь уже чуть не до колен, и вырывать их приходилось с громким утробным чавканьем. Вода и ошметки грязи летели во все стороны. Белке было чуть лучше, чем остальным, ей почти не приходилось щурить азиатские глаза, природа позаботилась. Путешественники изгваздались настолько, что даже если бы свалились в грязь, то и в этом случае не смогли бы вымазаться сильнее.
Серафима, невзирая на протесты Тимофея, взяла хромую Ленку на руки.
Все молчали, стараясь не выдавать своего страха. Лишь хриплое дыхание нарушало тишину топей. Казалось, что все вокруг с мрачным торжеством наблюдает за неизбежной смертью людей, неизвестно зачем забравшихся в эти гибельные места. Две вороны теперь неизменно сопровождали их, перелетая с дерево на дерево. Эльф представил занесенный для удара клюв рядом с глазами, поежился.
— Спокойно! Идти строго за мной! — обернулся Сатир, и в ту же секунду Эльф провалился под воду по самую шею.
— Левее, левее, потонешь, олух! — яростно заорал Сатир, бросаясь к нему.
Эльф засучил ногами, ища опоры и беспомощно барахтаясь в месиве. На какой-то момент ему показалось, что трясина уже затягивает его, но тут его ноги коснулись тверди, а Сатир схватил за руку, и медленно, сантиметр за сантиметром, Эльф выбрался. Несколько минут стояли, приходя в себя. Жалкое зрелище представляли они. Слипшиеся волосы в комьях грязи и ряске, черные лица, с одежды стекали струи бурой воды.
Воронье разочарованно закаркало.
Ой, черный ворон,
Друг ты мой любезный,
Где летал так далеко… —
неожиданно заголосила Белка.
Сатир встряхнулся, словно огромный пес, и поддержал:
…И ты принес мне,
Ой да черный ворон,
Руку белую с кольцом…
Песня гулко и одиноко разносилась над притихшим болотом, похожая на завывание ветра. Жизнь продолжалась, смерть не коснулась путников своей шершавой рукой.
Вскоре идти стало легче. Земля становилась все тверже, деревья росли чаще, и уже через час они снова шли по лесу. Вокруг росли сосны вперемежку с березами. По мере того как менялся пейзаж, поднималось и настроение путешествующих. Неподалеку с ветки на ветку заскакала белка с редким полинялым хвостом, похожим на ершик для чистки
бутылок.
— Помыться бы, — мечтательно сказала Серафима.
Грязь на них стала подсыхать, отчего было до нервной дрожи противно сжимать руки. Белка тронула свои волосы, и ее передернуло.
— Гадость какая!
— Не переживай, мы уже почти на месте. Там и отмоешься.