Йон не возражал. Руги тоже согласился.
Вскоре по всей стране стали искать людей, которые могли бы обучать детей грамоте.
Поскольку подходящих для школ зданий было немного, приходилось строить временные — крытые соломой хижины. Сатир и Эльф целыми днями пропадали на таких стройках. Возвращались поздно, усталые, в пропитанной потом одежде, загорелые дочерна.
Для детей, оставшихся без родителей, были устроены детские дома,
куда молодая республика отдавала все, что могла.
Белка, сроднившись с медициной, по мере сил старалась помочь с
организацией больниц. Кроме того, она чуть не ежедневно приставала к президенту, чтобы тот обратился в ООН и другие международные организации с просьбой о предоставлении гуманитарной помощи.
— ООН не предоставляет помощь странам, избравшим социализм. Эта организация, как и весь мир, где правят богатые, заинтересована, чтобы мы тут побыстрей перемерли, — качая головой, говорил президент.
— Хорошо, обратитесь к Кубе, Китаю, к Северной Корее.
— Эти, возможно, и помогут чем-то, — согласился Руги.
Поскольку русские проводили много времени вблизи детей, те вскоре подружились с ними и, едва завидев издали, начинали кричать “руси, руси!”, что, видимо, означало “русские”. Черные, как птенцы скворцов, они галдящей толпой быстро окружали русских, улыбались, старались взять за руку, заглянуть в лицо. Приходилось постоянно таскать с собой кусочки сахара и конфеты, чтобы было чем угостить шумных и вечно голодных негритят.
Новая жизнь нравилась русской троице, но однажды вечером, когда Белка и Эльф сидели у себя на балконе, к ним ворвался Йон. Лицо его было бледным, черными насечками проступили шрамы. Губы дрожали.
— Привет. Хорошо, что вы дома. Где Сатир?
— Он куда-то на джипе уехал, сказал, для окрестных школ что-то повез. Глобусы, тетрадки, карандаши, плакаты с алфавитом. До сих пор не вернулся.
— Для школы… Хорошо… — Негр выглядел потерянным. — Собирайтесь, надо уходить.
— Ты чего? Куда уходить? — изумился Эльф.
— Все… Похоже, нас сдали…
Сын президента сел на краешек стула, невидящими глазами посмотрел в стену перед собой.
— Да собирайтесь же вы! — произнес он сдавленным голосом. — Нет у нас времени!
— Йон, объясни, в чем дело. На тебе лица нет. Что с тобой? Бледный, перепуганный, как щенок. Рассказывай, — попросила Белка, которой и самой вдруг стало не по себе.
— Хорошо, я буду рассказывать, только вы собирайтесь при этом. Последнее время у наших границ всякая шваль стала собираться. Соседям не нравилось возвращение моего отца. Они на американские деньги навербовали разного сброда, вооружили. Готовят переворот.
— Будем отбиваться. Чего тут страшного?
— Сейчас объясню. Отец, когда узнал об этом, решил сам обратиться к Америке за помощью. Он согласился даже на изменение политического строя страны. Американцы поставили условием, чтобы вся жизнь страны контролировалась их представителями. Негласно, конечно. Но это еще не все. Скоро будет отдан или уже отдан приказ о вашем аресте. Вы слишком опасны для отца.
— Сволочь, — выругалась Белка. — Почему он пошел на это? Настолько испугался, что скинут?
— Отец слишком долго ждал своего прихода к власти, чтобы рисковать потерять ее. Он согласен на все, лишь бы остаться президентом. Пусть формальным, пусть ширмой, но президентом. Власть для него уже как наркотик. Он труп.
— Нас продали. Выходит, все было зря? — сказал Эльф.
— Я не потерплю, чтобы янки топтали мою землю, — твердо заявил Йон. — Надо уходить в партизаны. Сместить отца мы сейчас не сможем. Значит, надо уходить в леса. Я уже переговорил с людьми. Некоторые верят мне и пойдут за мной.
Эльф вздохнул:
— А ведь говорили хиппи: “Не доверяйте никому старше тридцати”… — Он ковырнул ногтем обои на стене. Со злостью дернул торчащий кончик и неожиданно легко отодрал огромный кусок бледной бумаги. Обнажился серый бетон. — Недолго мир протянул. А, Белка?