Выбрать главу

“К такому я не был готов”, — подумал Сатир.

Он понимал, что теперь его положение стало совсем безнадежным.

Если до этого можно было хотя бы попробовать сопротивляться, то теперь он стал беззащитным, как младенец.

— Конец… — прошептал он, со сдавленным стоном перевернулся на спину и закрыл глаза.

Когда через секунду его веки снова открылись, он увидел склонившуюся над ним Белку. Кончики ее волос щекотали его лицо, она дохнула на его лоб теплотой и свежестью. Легла рядом, прислонилась к уху Сатира и стала петь колыбельную песню:

Вертится, не верится

Во поле метелица.

Дили-дон да дили-дон,

Замело наш дом с окном.

Только дым из трубы,

В небо белые столбы.

Только сон да луна,

Вся земля белым-бела.

Сатир сглотнул шероховатый комок в горле, прошептал:

— Я не думал, что ты знаешь колыбельные песни.

Она не ответила, только шелестяще усмехнулась и продолжала петь:

На коленях кот мурчит,

У порога пес ворчит,

Да под печкой мышь шуршит,

В печке уголек трещит.

Только дым из трубы,

В небо белые столбы.

Только сон да луна,

Вся земля белым-бела.

В багажном отделении царил полумрак. Под потолком блекло светили редкие лампочки. Казалось, все вокруг залито мутной, ржавой водой. Сатир прижался к голове подруги и ощутил какое-то особенное предсмертное счастье. Словно все самое хорошее, что бывало с ним в жизни, вдруг вернулось и легло рядом.

Над бескрайним океаном летел самолет. Серебристый и изящный, как падающая капля ртути. Летел, раскинув крылья, спокойно и уверенно. Деловито и монотонно гудели моторы. Позади самолета оставался белесый пушистый след от сгоревшего топлива. Неожиданно лайнер вздрогнул, днище его разорвало взрывом, хлестнули языки пламени. Машина клюнула носом, попыталась выпрямиться, но крылья вдруг перестали держать, и невыносимым грузом навалилась собственная тяжесть. Серебристый красавец отчаянно завыл, отказываясь верить в свою гибель, и устремился в блистающую на солнце синюю океанскую бездну.

Ответственность за взрыв самолета взяла на себя леворадикальная группировка “1985” в знак протеста против политики президента-изменника Ассаи Руги и перехода Дого под контроль США.

Ребята из “1985” даже не подозревали, что они сделали для Сатира.

Когда команда, отправленная арестовывать русских, вернулась с одним плакатом, Руги все понял и немедля снарядил погоню. У беглецов было пять часов форы. За это время они успели достигнуть джунглей. В отряд, отправленный на их поиски, входили опытные охотники, которые вскоре напали на след. Началась изнурительная гонка.

Джунгли стояли плотной стеной, бежать было тяжело. Приходилось постоянно перелазить через упавшие стволы деревьев, продираться сквозь колючие плети лиан, которые, подобно нитям гигантской паутины, оплели все вокруг. Под ногами отступающих партизан хлюпало мелкое болотце. Пели птицы, перепархивали с ветки на ветку, смотрели блестящими бесхитростными глазами, издавали резкие, будоражащие крики. Цвели большие яркие цветы, издавая то одуряюще сладкие ароматы, то тошнотворную вонь гниющего мяса. Вокруг тех и других роями вились мухи и бабочки.

Какие-то кровососы впивались в обнаженные участки тела. Укусы вызывали жестокий зуд. Трухлявые стволы деревьев, покрытые мхом и опеленутые травами, ломались под ногами, расползаясь во влажное крошево. Казалось, сама земля течет под ботинками беглецов.

Дышать было тяжело из-за большой влажности, пот выступал на теле и не испарялся, стекая по лицу мутными каплями и пропитывая одежду. Эльф чувствовал, что задыхается. Кружилась голова, как будто у него снова началась лихорадка. Руки и нижняя челюсть дрожали. Бросало то в жар, то в холод. Было так тяжело, что хотелось все бросить и упасть прямо в вонючую теплую воду, закрыть глаза и ждать пули, которой его добьют преследователи. Уже не осталось ни страха, ни сожаления. Йон, казалось, почувствовал его состояние, обернулся и, попытавшись улыбнуться, прохрипел:

— Детский лепет. Я в детском саду больше бегал.