— Тетя, милая, прости.
— Да за что же? Ты права. Тебе надо это знать. Тебе надо знать, что произошло с семьей твоего отца. Большая была семья, а ты из всей этой семьи знаешь только меня. Но что обо мне говорить, я-то вот она, тут, перед тобой, а они… Да, я тебе расскажу.
И она рассказала.
Рассказала, как еще в тридцать третьем году начала думать о переселении в Америку или в Англию. И исподволь готовилась. Убеждала Фрица, которому совсем не хотелось расставаться с прекрасно начатой архитектурной карьерой. Паковала ценные вещи, переводила понемногу деньги. Почему? Разве ей плохо было в Австрии? В Австрии было чудесно, всем им жилось тогда в Австрии хорошо, но ей очень не понравился узкоплечий человек с женским тазом и с косым чубом на лбу, который пришел к власти в Германии. Ну не понравился, и что, говорили ей. Какое тебе дело до Германии?
Пожар Рейхстага еще усилил ее тревогу. Будет война, убеждала она близких. Германия будет воевать Да не будут немцы воевать, говорили ей, мало им досталось в прошлую войну? А если и будут, нам-то что? Не с Австрией же они станут воевать. С кем бы они ни воевали, говорила она, евреям придется плохо. Вы забыли, что в нацистской партийной программе есть пункт о сегрегации евреев от арийцев? Кто знает, к чему это приведет. Мы слишком близко. Надо уходить.
Ее не слушали. Немцы — цивилизованный народ, где ты это вычитала, этот вздор насчет сегрегации? Да ты что, говорил отец, а как же наша фирма? Столько я ее растил и налаживал, она теперь такие доходы приносит, и оставить? Ее ведь не увезешь с собой. По-твоему, мы должны бросить университет? — возмущались младшие братья. Зря ты паникуешь, успокаивали ее дядья и тетки. Двоюродные братья и сестры многозначительно крутили пальцем у виска. Даже принятие нюрнбергских законов их мало встревожило. Это же немецкие законы, говорили они, а мы — полноправные австрийские граждане.
Франци с мужем уехали накануне “ночи разбитых витрин”. Убедить никого, кроме старшей сестры Эрны, не удалось. И никого из них не осталось в живых.
— А мы вот оказались в несвоей стране. И, как видишь, не просчитались. — Тетя Франци горько усмехнулась. — Выжили. И прижились, и, как видишь, неплохо...
Я ей так решительно говорила, что не стану жить в несвоей стране — и всего несколько лет спустя переселилась навсегда в другую страну. И даже без нюрнбергских законов. Просто решила считать ее своей! И ничего, прижилась, так или иначе...
Тему Джулиана тетя больше не поднимала, хотя я встречалась с ним еще раз или два. И он угощал меня в ресторане куриной печенкой, которая показалась мне тогда верхом гастрономического изыска. И дорогая была!
С лордом Фоли я общалась чаще. В баню мы с баронессой не ходили, зато с лордом сходили поплавать в бассейн. И очень неудачно. Он всячески демонстрировал свои плавательные таланты, а под конец решил прыгнуть с вышки. Там было два уровня, самый высокий и пониже. Я просила его не прыгать, мне почему-то этого очень не хотелось, но он, разумеется, не послушал. Наоборот, позвал меня в глубокое место, куда можно было прыгать, и велел смотреть. Я барахталась там собачьим стилем и смотрела на вышку, а лорд взобрался на верхнюю планку и слегка пружинил там, прямой как стрелка и очень худой. Почему он даже ноги не сгибает, почему руки не разводит? А он как стоял, так и кинулся вниз головой вперед, прижав руки к бокам. И вошел в воду гладко, почти без всплеска. Красиво вошел, ничего не скажешь, но вот уже секунд десять прошло, пятнадцать, а он не всплывает. Я завопила: “Спасите!” — и спасатель тут же ринулся к нам с другого конца бассейна. А я стала нырять. Ныряльщик из меня никудышный, но кое-как нырнула и прямо под собой увидела стоящие дыбом длинные лордовы волосы. А сам он как бы стоит на дне и не шевелится. Я схватила его за волосы, дернула, а вытянуть не могу. К тому же он зашевелился и начал отбиваться, лягнул меня по ноге неслабо. Подоспел спасатель, лорда вытащили и быстро привели в чувство. Это он головой ударился о воду слишком сильно — и зачем ему понадобилось нырять без рук? для красоты, надо полагать — и потерял сознание. И сразу наглотался, вернее, навдыхался.
Как его баронесса ругала! К моему запасу английских ругательств прибавилось сразу полдюжины. Меня она тоже выругала — зачем допустила. А тут и он меня стал ругать, я, оказывается, выдрала у него клок волос, когда тянула. Ну и я в долгу не осталась, показала ему здоровенный синяк на бедре и вывалила на него свежеприобретенные ругательства. Потом все извинились друг перед другом и пошли в паб пить пиво (которое я терпеть не могу, но в пабе так приятно, особенно в хорошей компании).