Здесь же, пока мы с ним топтались в подобии танца, произошел мой последний разговор с Джулианом.
— Я отвезу вас в аэропорт? — предложил он.
Я с благодарностью отказалась. Стоянка маршрутных мини-автобусов в аэропорт была совсем рядом.
— Значит, все-таки что-то было не так.
От виски и от грусти расставания душа моя размякла, я всех их любила и жалела, и его тоже.
— Все было замечательно, Джулиан, я вас очень люблю! — И я поцеловала его в щеку.
От этого невинного поцелуя бедный Джулиан, воспитанник чисто мужской “паблик скул”, залился такой огненной краской смущения, что мне самой стало неловко.
Москва встретила меня снегом и морозом. Это в Лондоне-то мне было холодно! Задним числом казалось смешно.
Встречали меня также мать с братом и несколько друзей. Я уезжала с одним картонным коммунистическим чемоданом, а вернулась с двумя. Во втором, капиталистическом, большом и кожаном, были мои лондонские приобретения — книги, пластинки, подарки близким. Покойный ныне литкритик Юра Ханютин полюбовался на этот второй чемодан, погладил его, подхватил и даже крякнул. Но не бросил, понес, объявив при этом: “Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, не сойдутся они никогда”. Он сказал по-русски, а я этот стих Киплинга знала уже в оригинале! Потому что главное свое приобретение, ничего не весившее, но самое весомое, я несла в себе — английский язык.
Из «Имперского романсеро»
Месяц Вадим Геннадиевич родился в 1964 году в Томске, закончил Томский государственный университет, кандидат физико-математических наук. Поэт, прозаик, переводчик, лауреат нескольких литературных премий. В 1993 — 2003 годах курировал русско-американскую культурную программу при Стивенс-колледже (Хобокен, Нью-Джерси). В 2004 году организовал “Центр современной литературы” в Москве и издательский проект “Русский Гулливер”, которыми и руководит в настоящее время. С 2011 года издает литературный журнал “Гвидеон”. Живет в Москве и в Поконо-Лейк (Пенсильвания).
Военная часть
Ю. Кублановскому
Я приду в военную часть,
что острогом стоит в тайге:
вместо двери — стальная пасть,
голова — на хромой ноге.
Среди елей седых кичась
страстью скрытого в ней огня,
затаилась от мира часть,
часть страны моей и меня.
Я пришёл из чужих краёв,
я полжизни мотаю срок
на киче дармовых даров
и на старость готовлю впрок.
А сегодня, голодный пёс,
тру бока у тяжёлых врат:
я до мозга кости промёрз,
я от голода — зверю брат.
Прикажи — и я отслужу
за ночлег и сухой паёк.
Мне бы к вашему шалашу…
Из чащобы — на огонёк.
Ты теперь мне — родная мать,
ты — как яблоня в том саду.
Твой земной покой охранять
мне написано на роду.
Не позволить цветам упасть,
белым днём обнажая срам.
Я войду в военную часть,
как в разрушенный чернью храм.
Почему потускнел твой взор,
истончился девичий стан?
За забором растёт забор,
меж заборами спит туман.
Где былая краса и власть,