Сегодня, в тринадцатую пятницу девяносто девятого года, то — почти забытое прошлое, но как много из него растет. Растет от вахтера, что стоял тогда у таблички и нежно и ласково, едва–едва касался допущенной задницы. Что–то растет от людей, забрызганных грязью той самой лужи. Но повторяю: сегодня пятница девяносто девятого, а мы в другом времени — в пятнице семьдесят девятого. Красивых молодых женщин пропустили тогда в шашлычную, и та, что шла последней, сунула в карман швейцару трояк. Хотя напрасно — они уже вошли, вошли за так, просто потому, что хороши были.
Это был особый случай преодоления знака “нет”, бультерьера той жизни — случай победительности красоты. Ну а если ее — красоты — нет? Ну не вышло с сочетанием генов, Бог был раздражен на очередную энциклику Папы Римского. “Да просто не так встали звезды”, — говорит один молодой человек, когда его головка очень бо–бо с перепоя.
В тот день, час, через минуту, когда наших барышень пустили за их ресницы, талии и мочки ушей, в дверь стала биться женщина, у которой отвалилась, зацепившись за ошметок асфальта, подошва, и она, в сущности, оказалась босой ногой на ноябрьском снегу. Бедняга приподнимала ногу, чтоб улыбчивый к красавицам швейцар обратил внимание на бедственность ее положения и понял, что ей всего–то надо вызвать такси или каких–то знакомых. Бедняжка рисовала пальцем на стекле как бы телефон и трубку. Но вахтер, отвлекшись от пахнущих красоток, махнул рукой на бедолагу — пошла, мол, вон, — и та поковыляла дальше, плача от холода и обиды и как–то очень сильно запоминая этих “шлюх”, которым жизнь отваливает полной мерой щедрости, а ей даже на малость жадничает.
Она уже тогда поняла, что запомнила их на всю жизнь. Особенно одну. Тоненькую, с пушистым серебристо–золотым хвостиком и ложбиночкой на затылке, которая нежно стекала в одежды и где–то там, под ними, преображалась во что–то другое. Еще лучшее.
Подошва же еще какое–то время держалась на каблуке, а потом чавкнула и осталась на дороге. Такая сама по себе подошва. Уже без будущего. Отдельная от подошвы женщина жаждала в тот момент трещины земли в районе шашлычной, падения потолка на головы всех тех, для которых места всегда есть.
Так она и дошла домой босой ногой.
Забудем о ней пока.
Три женщины с заиндевевшими от первого мороза ресницами, прошедшие как бы поверх барьеров, вполне осознавали тогда утроенность своей силы и шубейки свои (цигейковую, заячью и синтетическую) бросили гардеробщику небрежно, как соболя, и юбки перед плохоньким, мутным трюмо одергивали как–то даже бесстыдно, как делают дети, еще не подозревая, что в откровенном, на виду, подтягивании трусиков... — как бы это сказать помягче и посовременней? — изначально существует, как это теперь говорят налево и направо, эротический компонент.
Ольга тогда задрала подол на всю возможную высоту. Рая возилась с лямками лифчика: у нее маленькая грудь, и правильное стояние твердого бюстгальтера было, так сказать, обязательным. Саша же утягивала пояс. В ладонь широкий, он демонстрировал талию молодой Гурченко, а может, и побивал ее в миллиметрах.
Когда шли в душный от подгорелого жира зал, гардеробщик, старый человек — что с него взять! — тронул за руку Раю и сказал ей тихо, но как бы навсегда: “Ты лучше всех!” Рая скорчила гримаску: во–первых, она в этом и не сомневалась, а во–вторых, говорить ей это при подругах даже шепотом все–таки не следовало — Ольга улавливает любую шепотную речь задалеко. Она и уловила. Толкнула Раю плечом и сказала: “Проверяешь аккумулятор на старичках?” — “Я такая”, — засмеялась Рая, но ей стало неловко. Она была девушка скромная. Поэтому за стол она села так, чтоб не видеть зал — красуйтесь, подружки, без меня. Мне не жалко. Что они и делали первые пять минут, отвлекая жующие рты от непрокусываемых шашлыков. Первичность еды и женщины решена только на уровне крыс и прочей животной мелочевки. Результаты разные. А вот поставить перед едоком, еще не утолившим аппетит, красавицу — такие эксперименты пока еще не описаны, а значит, и не о чем говорить. Потом девушкам принесли по бокалу цимлянского, и прорвало то, ради чего, собственно, и сели...