Со странным чувством закрыл я книгу. Что — разве не ушло навсегда время вылазок за туманом и за запахом тайги? Пафосных и все же таких трогательных выпусков “Алого паруса” на страницах ветхозаветной “Комсомолки”? Журналов “Наука и жизнь”, “Вокруг света” и “Техника — молодежи”, на которые невозможно (или снова возможно?) подписаться? “Космических” статей Ярослава Голованова? Неужто кому-то до сих пор охота “трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете”, а вовсе не ради отчета по гранту? Иногда невозможное кажется почти реальным. А коли так, Вася и Гела, то пишите мне электронные письма, только кеглем поменьше, поскольку места на жестком диске вечно не хватает…
Дмитрий БАК.
Конец Прекрасной Дамы
КОНЕЦ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ
Юрий Ряшенцев. Любовные долги. Баллада и семь поэм. М., “Тайдекс Ко”, 2001,
112 стр.
Юрий Ряшенцев известен прежде всего как лирический поэт, причем делающий ставку на стихи, как это раньше было принято говорить, социально окрашенные.
Так хорошо начинать стихотворную повесть,
веря в талант и о краткости не беспокоясь
(эту сестренку таланта я видел в гробу!).
Только для повести нет ни сюжета, ни навыка.
Да и с мгновеньем повязан однажды и накрепко —
Ветка и та мне способна напомнить судьбу…
(“Отрицание „бабьего лета””)
Однако не так давно Ряшенцев представил на читательский суд книгу поэм — “Любовные долги”. Открывает ее “Баллада” с весьма экстравагантным сюжетом. Школьник глазеет на полуобнаженных участниц Дня физкультурника. “Почему эти ноги так пышно растут, не кончаясь так долго? В этом мире, скупом на погляд, их не может быть столько — столько смуглых колен из-под шелкового полотна!” “Искушение святого Антония” в условиях пионерского детства может быть истолковано не столько как “аморалка”, сколько как инициация, один из первых шагов по лестнице, ведущей во взрослую жизнь.
Тема взросления звучит и в поэме “Кирзовое солнце”: роман с “дворовой примой” Жаной, соперничество мальчишек и их любовные переживания.
…Передо мной уже не сверстник,
а горький раненый мужик.
Я был — как веник против танка.
И вмиг все было решено:
я тем был, кто танцует танго,
он тем был — про кого оно!
“Царь горы” — пожалуй, лучшая из поэм, самая задушевная и пронзительная. Военное время, эвакуация, тяжелый быт тех лет глазами подростка (“взрыв бомбы во дворе, бомбежка эшелона”). В провинциальный тыловой городок съезжаются несколько семей. Мальчик из Москвы влюбляется в девочку из Киева. Романтическая школьная дружба на фоне вьюг, заснеженной улицы с единственным санным путем, очередей у колодца, “жалкого жмыха” на ужин и детских дворовых игр в “царя горы” (“войне скончанья нет, но есть преграда — детство”).
Ретроспекции, отроческие воспоминания, юношеские увлечения героев сменяются чередой серьезных, “взрослых” переживаний. Суть их — одна. Везде речь — о свойствах страсти. Что мы можем узнать de rerum amor из этой небольшой, в общем-то, книжки? Интимные потрясения подростка ничем не отличаются от потрясений взрослого. Якорь прошлого чувства может тянуться за человеком всю жизнь. Век женской красоты пугающе краток.
У глагола “хотеть” есть три однокоренных существительных — хотение, прихоть и похоть. Эти корни тянутся через всю книгу, как линейки нотоносца, на котором и разыгрываются партии отношений героев. Страсть — отказ, страсть — разлука, страсть — томление… Всегда побеждает страсть. И только исход партии “страсть — старость” предрешен в пользу последней. Время добивается реванша и у любви, и у красоты — одерживает победу надо всем.
Итак, сюжеты почти всех поэм сводятся к романам: отроческим (“Кирзовое солнце”, “Царь горы”), курортным (“Белый танец”), служебным (“Генеральша”, “Пятый павильон”), туристическим (“Гора Медовая”). И только в “Случайной встрече” нет ни развития, ни развязки. Есть лишь одна точка — куст между двух дорог, по которым ведут женский и мужской отряды заключенных.