Роберт Плант вытащил себя за блюзы, словно Мюнхаузен за косичку.
Я отдаю себе отчет, что мои рассуждения — типический “голос из России”. И никто из моих седовласых героев даже не поймет, о чем это глаголет какой-то фрустрированный русский литератор, в чем, собственно, проблема. На концертах аншлаги, баксы капают на счет тысяча за тысячей, и красивые девушки не обходят вниманием — известно: были бы денежки, будут девушки и у дедушки. Может быть, проблемы-то вовсе и не у нас? Давно ли русский литератор посещал психоаналитика? Никогда не посещал? Никогда?! О, дикая страна — борщ, водка, медведи...
“Led Zeppelin” прекратили существование вовремя — и благородно. После смерти барабанщика просто не стали искать ему замену. В этом странном ансамбле, где люди чувствовали себя уже не шестым, а десятым каким-то чувством, иначе никогда не сыграли бы того, что играли, — о каких заменах могла идти речь, не футбол. Все, что Плант делал в 80-х, стараясь найти модус взаимодействия с актуальными на тот момент рок-стилистиками, неудачами никак не назовешь: материал был сильный и убедительный. Но у молодых уже завелись свои кумиры, Плант находился вне сферы их внимания, а старые поклонники упорно вспоминали “Zeppelin” и ждали от Планта того, чего дать он уже и не мог, и не хотел. Настойчиво дистанцируясь и от музыки, которую играла группа, и от собственной прежней манеры пения, Плант терял позиции, в итоге сольная его карьера почти угасла. В конце 90-х он все же решился вновь взяться за старые Zeppelin’овские песни — вместе с гитаристом группы Джимми Пэйджем и большим количеством всяких этнических музыкантов. Альбом вышел яркий, хотя всем известные вещи буквально требовали того, бывшего, молодого голоса — а где его взять, и несоответствие зияло. Можно было предположить, что вот и Плант запоздало вступает на проторенную дорожку, тем более что музыка “Led Zeppelin” активно пошла в ход в разнообразных вариантах, и даже в саундтреке к фильму “Годзилла” прозвучала сделанная популярным рэпером компиляция обычной ритмической бормоталки со знаменитым риффом из “Кашмира”.
Когда-то французские авангардисты из группы “Magma” записали пластинку с подзаголовком “Шесть рассказов о смерти” — а музыка на пластинке была в духе расхожей дискотечной попсни. Последний альбом Планта называется вполне сентиментально: “Dreamland” — страна снов, грез, мечтаний и т. п. (возможно, по-английски есть неизвестные мне коннотации и дальние смыслы). Мечтания Планта открываются версией блюза “Fixin’ to Die” — “Сосредоточен на смерти”, — написанного в 30-е годы черным боксером и легендарным блюзовым исполнителем Букка Уайтом, посаженным в тюрьму за убийство; Уайт сочинил это веселое произведение, ожидая отправки на электрический стул. (Кстати говоря, значительная часть подлинных блюзов — бандитские и тюремные песни; но отчего-то они начисто лишены развесистой и слюнявой пошлости, какой отличается “русский шансон” с уголовно-тюремной тематикой.) И далее в том же духе, без потери напряжения: не проигрывающие одна другой семь чужих песен и три своих, все с блюзовыми корнями. При том, что звучат они отнюдь не так, как полагается сегодня звучать блюзу, чтобы его опознавали как блюз. Здесь много от опыта Планта 80-х годов, но теперь у альбома есть тема, способная “зависнуть” и над течением времени, и над сиюминутностью, — она придает работе измерение вглубь, которого до сих пор Планту не удавалось нащупать. Очертить ее... — достаточно назвать помимо блюза Уайта еще несколько вещей. Старая, наивная, из шестидесятых песенка про утреннюю росу — ей не на что будет лечь после атомного пожара. Песня Боба Дилана о последней чашке кофе, которую хочется выпить перед тем, как начинать спуск в долину (человеку, мало-мальски знакомому с блюзовой поэтикой, не нужно объяснять, какая именно долина имеется здесь в виду). “Hey Joe”, некогда фирменный номер Джимми Хендрикса — о парне, направляющемся купить пистолет, чтобы застрелить свою неверную подружку; по сравнению с классическим хендриксовским исполнением вещь перекинута в совершенно иной, жуткий темпоритм, хотя и с вежливыми цитатами... Холод, боль, страх. Плант, чей голос звучит теперь все время как бы чуть сдавленно — как у человека, влекомого к виселице, — ничему больше не желает соответствовать: ни собственному образу, ни принятым в шоу-бизнесе нормам приличия.