Задачи мои как обозревателя в данном случае сводятся к представлению (реферированию) этого сборника с минимумом комментариев — количество затронутых авторами проблем и их серьезность, а также нестандартность авторских подходов к ним предполагают детальный разговор, невозможный в рамках этого обозрения.
Центральными, так сказать, опорными текстами сборника следует, вероятно, считать статьи Дмитрия Шушарина “Discipula vitae” (http://www.regnum.ru/allnews/46947.html) о новом историческом мышлении и Модеста Колерова “Смерть политического” — о феномене современной политики.
Одной из самых актуальных проблем сегодняшней общественной жизни Шушарин считает выработку языка новейшей истории, способного зафиксировать и соответственно осознать сегодняшние реалии нашей общественной жизни: “Возвращение России в историю, превращение русской нации в нацию историческую зависит прежде всего от возникновения системы интегрирующих ценностей, установления в обществе аксиологического консенсуса не репрессивно-тоталитарными и не потребительскими способами. Основой такого консенсуса, безусловно, является историзм национального самосознания, не превращающего историю ни в фетиш, ни в товар, возникающего исключительно в ментально-вербальной, а не во властной или рыночной сфере. Другими словами, новый историзм должен обрести адекватное языковое воплощение, пробиться через обломки тоталитарного лексикона и словесную пустоту масскульта”.
Демонстрацию бессодержательности (в лучшем случае, а в худшем — бегства от реального исторического содержания) языковых клише Шушарин начинает с привычных словосочетаний “конец эпохи Ельцина” (“...эпоха „отцов основателей” заканчивается только вместе с тем, что они основали, в данном случае — вместе с демократическим национальным русским государством, коим является Россия после Беловежья”) и “конец революционной эпохи” (“...именно революционному периоду русской истории положил конец Ельцин в октябре 1993 года: это был первый в России (ну разве что после Александра III) победивший контрреволюционер”).
Далее автор переходит к анализу новых понятий, претендующих на образование нынешней “системы интегрирующих ценностей”. В частности, к понятию и соответственно явлению “нового популизма”, грозящего, по мнению автора, новым тоталитаризмом. Идеологи “нового популизма” ориентируются на лозунг Ле Пена: “Правый — в экономике, левый — в социальной политике”. “Можно радостно заключить, что русский путь в Европу — через популизм, да только стартовые позиции разные. Европейские новые правые поставлены в жесткие рамки конституционных норм, институциональных и общественных ограничений. У нас же... в России нет ясного понимания того, что между провозглашенным конституционным порядком и его реальным институциональным воплощением должна быть прямая связь”. И если в Европе популисты обращаются к представителям “среднего класса”, то у нас “имеет место апелляция к люмпенским, социально-паразитическим настроениям, а выиграть от этого собираются даже не новые олигархические группировки, а властные слои, связанные с силовыми институтами, не отличающимися высокой компетентностью в рыночной экономике”.
Соответственно “новая стабильность” (еще одно сегодняшнее понятие) грозит русской нации выпадением из истории: “Мы находимся в такой точке общественного развития, после которой событий может и не быть. Потому что таковыми следует именовать нечто, имеющее субъект действия и влекущее за собой изменение действительности. Если же, как в последние два года, наблюдается проявление одной и той же тенденции или нескольких взаимообусловленных, причем персонификация этих проявлений совершенно не важна, то это уже не события, а воспроизводство статичного состояния общества”. И вот здесь автор подходит к своим главным темам — понятиям “частного лица”, “государства”, “гражданского общества” и их взаимоотношениям. Качественные изменения в обществе автор ставит в прямую зависимость от утверждения “статуса частного лица как фундамента общественного и государственного устройства”. В противном случае человек выключается из истории. “Если у человека нет приватного пространства и приватного времени, то у него нет ни чувства истории, ни гражданской позиции, которые, в общем-то, суть одно и то же”.