“Между тем природа гражданского общества такова, что как раз власть для него имеет сугубо прикладное значение. Гражданское общество возникло не в противостоянии власти и конституируется не в оппозиции ей — для него первично частное, а не общее. Собственно, приватность как высшая ценность и делает общество гражданским, именно защита частного и составляет то общее дело, по которому так тосковали русские мыслители — как революционеры, так и консерваторы, граница между которыми в России всегда была зыбкой”. Проведенный в 2001 году “Гражданский форум” Шушарин оценивает как обреченную изначально на неудачу попытку “основать” гражданское общество — устроители форума проигнорировали феномен частного лица. “Исторически и социально жизнеспособна модель из трех элементов: частное лицо — гражданское общество — государство. Без первого (и главного) члена этой формулы общество является не гражданским, а тоталитарным, традиционным, посттрадиционным — название значения не имеет”.
Здесь автор переходит, так сказать, к шоковым средствам: чтобы показать, насколько чужеродным для традиции русской общественной мысли (но не жизни!) является понятие “частного лица”, он обращается к литературе и, игнорируя эстетическое содержание художественного образа, в качестве знаковой фигуры такого частного лица приводит Чичикова: “Павел Иванович есть подлинный, настоящий, единственный „лишний человек” в русской литературе, так и не давшей обществу санкцию на частную жизнь и жизненный успех. Он борется только за одно — за свою частную жизнь... Не злодейство, не подлость. Но само стремление к приватности в системе ценностей патриархального общества — подлость, отказ от статусно обусловленной ролевой функции и социального поведения — преступление”.
Завершается статья попыткой сформулировать понятие “русского национализма”, точнее, его опор — Шушарин приводит диалог Мережковского и Гиппиус: “На вопрос мужа о том, что для нее предпочтительнее — Россия без свободы или свобода без России, — Гиппиус ответила: свобода без России. В этих словах — отказ от вошедшего в современный анекдот убеждения в том, что „русский — это судьба”. Национализм свободных людей начинается с неприятия любого предопределения, с непризнания любой силы, препятствующей собственной свободе... оба этих понятия — и свобода, и истина — имеют религиозный смысл. Истина в Боге и свобода от Бога, а Россия — от истории, результат человеческих деяний и недеяний... Новый национализм может возникнуть из свободы и ответственности, а не из стремления доверить свою судьбу и судьбу отечества анонимным силам”.
Надо сказать, что следить за мыслью автора бывает сложно — следуя поставленной перед собой задаче, он пытается выявлять историческое в сиюминутном, но подводит темперамент — публицистический напор перевешивает аналитичность. Это сказывается и в разбросе тем (Шушарин пытается сказать сразу обо всем — о Чечне, об отделении России от СССР, о новой бюрократии и т. д.), и в некоторой излишней лихости оценок и формулировок, предлагаемых в русле интонации “само собой разумеется, что...”, тогда как широкому читателю (к которому вроде как и обращается автор) хорошо было бы показать всю цепь умозаключений, сделавших для автора ту или иную формулировку “само собой разумеющейся” (ну хотя бы процитированное выше определение Ельцина как победившего контрреволюционера). Иначе статья воспринимается как беседа в достаточно узком кругу “своих”. Но это, на мой взгляд, недостаток простительный — статья явно рассчитана на обсуждение, содержание статьи — это скорее начало работы, нежели ее, работы, итог, так что элемент провокативности здесь необходим.
Таким же началом разговора представляется мне статья Модеста Колерова “Смерть политического” (http://www.regnum.ru/allnews/46956.html). Мысль, на которую нанизывает автор свои наблюдения и суждения о современной политике, проста: когда мы говорим о “смерти политического” в нашем обществе (в данном случае “политическое” как “соревнование интересов”), “снижении гражданских чувств”, “равнодушии общества” (а говорение об этом стало повсеместным), мы не туда смотрим и не там ищем эти проявления политического. Колеров считает, что те, кто констатирует ослабление гражданского темперамента в обществе, потерю его интереса к политической жизни внутри страны, лукавят, потому что обращаются к тем сферам общественной жизни, откуда нельзя ждать политической воли: