“Впрочем, многие, казалось бы вполне грамотные, люди уже давно всерьез верят в науку ”.
Лео Яковлев. “Двадцать пятый кадр” в романе “Братья Карамазовы”. Глава из книги “Достоевский: призраки, фобии, химеры”. — “Новый ковчег”. Литературно-художественный альманах. Харьков, 2002, № 1.
Какую такую книгу “про жида этого” читала юная Лиза Хохлакова? Допустим, “Гражданин”, 1878, № 2.
Составитель Андрей Василевский (www.avas.da.ru).
“Вопросы истории”, “Вопросы литературы”, “Вопросы философии”,
“Дружба народов”, “Звезда”, “Знамя”, “Наше наследие”, “Октябрь”
Виктор Астафьев. Без выходных. Из писем Валентину Курбатову. — “Дружба народов”, 2002, № 8.
“<...> вытаскивал людей из петель; видел на Житомирском шоссе наших солдат, разъезженных в жидкой грязи до того, что они были не толще фанеры, а головы так расплющены, что величиной с банный таз сделались, — большего надругательства человека над человеком мне видеть не доводилось. Отступали из Житомира, проехались по людям наши машины и танки, затем наступающая немецкая техника, наступая в январе, мы еще раз проехались машинами и танками по этим густо насоренным трупам. А что стоит посещение морга, где лежал задушенный руками женщины (!) поэт Рубцов (я был в морге первым, ребята, естественно, побаивались, а мне уж, как фронтовику, вроде и все равно...). Привычен!” (1976).
“Ахти, ахти, бес-от так вокруг и вертится! Так и тянет к легкой жизни, к воровству, плутовству и духовным прегрешениям. А ты вон подвигов требуешь! И тоже духовных. Может, плюнуть на тебя и поддаться бесу?! Ахти, ахти, а тут лето, ягоды поспели, грибы наросли, рыба клюеть... бабы ходют кругом, жопами вертють! Ведь зачем-то они имя вертють же?! Как ты думаешь, зачем?” (1982).
“<...> одиночество никакое меня не мучает, даже, наоборот, радуюсь, когда удается побыть с самим собой. От народа и рад бы оторваться, да передохнуть не удается. А народ становится все хуже и подлей, особенно наш полусельский, полугородской — межедомок ему имя” (1994).
“<...> и Курицын, и оппоненты евоные как бы и не замечают, что литература от литературы приняла массовый характер и давно уже несет в своем интеллектуальном потоке красивые фонарики с негасимой свечкой, обертки от конфеток, меж которых для разнообразия вертится в мелкой стремнине несколько материализованных щепок, оставшихся от строившегося социализма, и куча засохшего, натурального говна. <...> начинается самопоедание, разжижение крови, обесточивание мысли, обессиливание слова и смерть, которую жизнерадостные критики в силу своей беспечной, святой молодости, конечно же, не чуют и не понимают, да и не надо им этого понимать, как нам, молоденьким солдатикам-зубоскалам, на фронте не дано было понять, что его, солдатика, тоже могут умертвить”.
См. также переписку Виктора Астафьева и псковского критика Валентина Курбатова: “Огонек”, 2002, № 32, август. Полностью переписка выйдет в Иркутске в издательстве “Издатель Сапронов” (том самом, где вышел последний сборник писателя “Пролетный гусь”).
Дмитрий Бобышев. Я здесь. — “Октябрь”, 2002, № 7.
Фрагменты книги “Человекотекст”. Здесь о Давиде Даре, Геннадии Шмакове, Евгении Рейне, Белле Ахмадулиной.
“Наш приход (визит вместе с Рейном к Ахмадулиной во времена ее жизни с Евтушенко, начала ее славы. — П. К. ) был данью признания именно ей, и хорошо, что она оказалась одна: мы смогли это высказать. И мы застали ее, может быть, в последние „пять минут” ее литературной жизни, когда она еще была для нас „своей” — такой же, как мы. „Они”, то есть официальная, организованная и в сущности своей сервильная, а стало быть, бездарная литература, старались загнать нас в самодеятельность, помещая куда-то в один ряд с выпиливанием лобзиком и уроками игры на баяне. Мы возмущенно сопротивлялись, и Ахмадулина, казалось, была с нами, а Евтушенко, хоть и двусмысленно и с оговорками на талант и прогрессивность, все-таки с „ними”. Но эта граница иронически исчезала где-то там, в комканой пестроте одеял и подушек супружеской комнаты”.
Начало см.: “Октябрь”, 2001, № 4.
Константин Ваншенкин. В мое время. Из записей. — “Знамя”, 2002, № 8.
Запись называется “Поэма без героя”:
“В течение ряда лет регулярное занятие Ахматовой, ее изощренный, уплотненный пасьянс”. Всё. Действительно, чем еще на старости заниматься, когда годы идут? В течение ряда лет.