Нашли неплохую, в центре, сняли, как велел Володька, двухместный номер; “газель” поставили на ближайшей охраняемой площадке.
— Пойду прогуляюсь, — сказал я водителю, который сразу развалился на кровати поверх одеяла. — Я тут служил в армии несколько месяцев. Навещу, так сказать, места боевой славы.
— Давайте, давайте. — Водитель, хоть и был лет на двадцать старше меня, обращался на “вы”. — Армия, когда служишь, каторгой кажется, а потом вспоминается как-то так... — Он не подобрал подходящего слова и вместо этого выразительно покрутил рукой.
— Н-да... — Я сделал вид, что согласен, хотя мне и через пять с лишним лет после дембеля армия не казалась чем-то привлекательным. А когда только вернулся домой, помню, мучился от одного и того же кошмара — снилось, что наша Республика Тува отделилась от России и теперь мне придется служить еще раз; во сне я прибегал в военкомат, доказывал, что служил при СССР, честно отпахал два года, а военком, толстый полковник-тувинец, безжалостно перебивал: “Завтра к десяти утра, с вещами. Иначе — возьмем с милицией!” Я просыпался, как говорится, в холодном поту и еще долго мысленно доказывал, что уже отслужил, а больше не выдержу... Только когда мы семьей уехали из Тувы, эти кошмары прекратились, зато теперь во сне я полол бесконечные грядки, выкашивал полянки в сосновом бору, гадая, успеет ли высохнуть сено до дождя или опять подгниет...
Центр столицы Карелии не произвел на меня впечатления. После Питера, конечно, многое может показаться убогим, скучным, сонным. А что Петрозаводск? Темностенные здания пятидесятых годов, обычные магазины, пыль, мусор. Обычный городок, один из сотен подобных... Я собрался было рвануть к поварской школе, даже выяснил у прохожих, как до нее добраться, а потом передумал. Далековато, да к тому же и целый день в “газели”, затем — нервотрепка, не явная, но все же ощутимая, со сдачей товара, получением денег. Захотелось просто сесть за столик, выпить пивка.
Подвернулось кафе “Калевала”. Я, конечно, зашел.
Обстановка — так, ничего, правда, тоже убогонько. Столы и стулья старые, деревянные, с почерневшим лаком, на каждом засаленный прибор для специй, салфетки в граненых стаканах... Людей немного. В основном воркующие парочки — парень и девушка.
Я сел за свободный стол. Посидел минут пять, ожидая официантку. Но она не появлялась, да ее тут, как оказалось, и не было. Пришлось самому подойти к стойке бара, купить бокал “Балтики № 3”, пакет чипсов.
Вернулся на место и расслабился... Да, доделаю завтра дела — осталось семь точек — и, может, в ночь рванем. Или уж послезавтра утром. Доложусь (тьфу ты, армейское словцо вот всплыло!), отчитаюсь перед Володькой, он, конечно, тщательно все проверит, а потом — к Маринке. Она вообще-то не любит, когда я торчу в буфете, наблюдаю за ее работой, — ей почему-то стыдно, — но после разлуки, думаю, перетерпит.
Приглашу ее куда-нибудь. В кино или в бильярд сыгрануть. Ей бильярд нравится... Или просто куплю торт, шампанское, посидим дома... Родителям надо бы письмо написать. От них чуть ли не каждую неделю приходят, а мне все не до того... Продолжают советовать в институт поступать. Может, действительно попытаться, тем более что Володька не против. На заочное, в Педагогический. Попытка не пытка, а я в любом случае ничего не теряю. Поступлю — хорошо, не поступлю — так и черт с ним...
“Ледовое побоище — тыща двести сорок второй, — машинально проверил я свои знания, — отмена крепостного права — тыща восемьсот шестьдесят первый”... Да, кое-что еще помню, но за этими датами мне сейчас ничего не увиделось. Никаких картинок, иллюстрирующих историческое событие, как бывало раньше, когда от одного словосочетания “Ледовое побоище” тут же в воображении возникали псы-рыцари в глухих шлемах с крестообразными прорезями для глаз и носа, Александр Невский с лицом актера Черкасова, произносящий громовым голосом: “Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!”; не было теперь и новгородских ратников с дубинами и топорами, черной воды Чудского озера... Остался просто заученный когда-то набор цифр — 1242.
При желании я, наверное, смог бы навспоминать штук двести исторически значимых фраз, только — зачем?.. И как буду учиться на историка, на учителя истории, если мне история давно уже неинтересна...
— Свободно?
Я дернулся от неожиданности, подвинул ближе к себе бокал с пивом.