С Ушаковым Реформатский был знаком со студенческих лет. Ученичество вскоре переросло в научное сотрудничество и почти сыновнюю привязанность. Для Александра Александровича квартира Ушакова в Сивцевом Вражке, почитавшаяся в Москве лингвистической Меккой, была родным домом. Их разлучила война. Ушаков, уехавший в Ташкент, не вынес тягот эвакуации, чуждого климата, отлученности от научной среды. Он умер в Ташкенте 17 апреля 1942 года. Древина Александр Александрович потерял еще раньше. С их последней встречи не прошло и месяца, как Александр Давидович был арестован и 26 февраля 1938 года расстрелян.
Герои очерков Реформатского олицетворяют собой две его главные страсти: любовь к слову, вылившуюся в его профессию языковеда, и любовь к природе, с которой он сживался во время охотничьих путешествий. Своими охотничьими рассказами он вписывается в традицию русской литературы от Аксакова и Тургенева до Пришвина, с которым был лично знаком. В занятиях охотой для этих людей был важен не результат, но самый процесс, переживание незабываемого наслаждения, которое доставляет весенняя тяга или охота на зайца по первому снегу. Когда в конце жизни Александру Александровичу изменили физические силы и охотничьи поездки прекратились, он не забывал впечатлений этих далеких дней: «А в березняках-то, поди, хорхают? А на жнивьях-то, поди, чуфыкают? А жизнь-то прожита...» — писал он моей маме 4 , тоже увлеченной охотнице и его многолетней спутнице в охотничьих странствиях.
Заметки об Ушакове были частично использованы автором при написании статьи к столетию со дня рождения Дмитрия Николаевича 5. Я сочла возможным дополнить архивный текст несколькими фразами из печатного варианта, заключив их в квадратные скобки. Очерк о Древине печатается с незначительными сокращениями по варианту, который был составлен Реформатским в 1974 году к вечеру памяти Александра Давидовича в московском клубе искусствоведов на Кузнецком мосту.
Дмитрий Николаевич Ушаков
Дмитрий Николаевич был самым очаровательным человеком, каких я встречал в жизни: живой, умный, изящный, точный, озорной — редкое сочетание качеств в одном человеке! И все это в соединении с исключительным благородством мыслей и чувств, с безупречной честностью в науке, в деятельности и в жизни.
И его любили не только мы, его ближайшие ученики, его близкие и домашние друзья, его любили и учителя, и ученые разных стран, и студенты, и простые люди.
Не любили его чиновники, сектанты марровского толка, завистники и мракобесы.
Располагал к себе Дмитрий Николаевич прежде всего своей внимательностью, простотой и «уважительностью» к любому, кто к нему приходил. Он ни к кому не относился наперед неуважительно, хотя умел острым прозвищем, колким юмором и пародией заклеймить и дурака, и жулика, и полноценного мерзавца.
В Дмитрии Николаевиче было много «чеховского» — и его отвращение к фразе, его простота и изящество, его тонкий юмор. Недаром в его кабинете рядом с Пушкиным висел и портрет Чехова. Это были его любимые писатели.
И до чего же он понимал и чувствовал людей, и как его коробила любая фальшь и пошлость. А это тоже ведь «чеховское». К тому же Дмитрий Николаевич замечательно читал Чехова (в ВТО и в Институте русского языка АН СССР есть запись в его исполнении рассказа Чехова «Дачники», сделанная для артистов и чтецов). [Слушая эту запись, можно получить удовольствие от «музыки речи» исполнителя и его артистического дарования.] А какой он был рассказчик и собеседник! Великолепный мастер и знаток русской речи и талантливейший хозяин интонации и повествования. И все так просто и непринужденно.
Для нас, его ближайших учеников, он всегда был образцом и идеалом человека, учителя и друга. Когда Дмитрия Николаевича не стало, мы осиротели. Для меня Дмитрий Николаевич был гораздо ближе родного отца. После смерти Д. Н. я стал сиротой.
5/XII 62.
1
Впервые услыхал я о Дмитрии Николаевиче от моей матери1, когда она в зрелых годах (40 с лишним!) решила получить высшее образование и поступила на Высшие женские курсы. И вот все сидела и учила: «Мыжжыла, атедзбыл...»2 А как-то раз пришел я из театра и вижу — записка от мамы: «Сдала Дмитрию Николаевичу и на „весьма”. Мама».