В этом мне повезло. Впервые у меня был умный друг.
Читала я ночью, в кухне. Мама говорила, что «сидеть с книжечкой — занятие барское, к тому же и глаза портишь, и электричество тратишь».
Ольге про Сашу я не сказала. Пробовала пересказывать ей книжки, вижу — скучает, прерывает: «Ты не представляешь, какой красоты платье купила моя сестра Валя!», «А брат Вася подружился с очень полезным человеком…», «Ой, смехота! Вчера была гулянка дома… Валькин райкомовец (муж) приревновал ее к Васиному „полезному человеку“».
Побывала в Лесном, у Тани моей. Редко удается к ней вырваться. Все-таки какая она не приспособленная к жизни! У меня постоянное желание прикрывать ее своей грудью. Застала в слезах: «Конечно, Гришка такой красивый и уже почти взрослый! Зачем ему в подружки губастенькая Таня-дурочка из переулочка!»
Я поделилась с нею новостями из своей жизни, учебы. Рассказала о Саше и Сереже.
— Танечка, а если будет война? Как ты, как мы все?!
— Я ничего не умею: неспортивная, никому не буду нужна. Наверно, как мама моя, просижу всю жизнь в какой-нибудь конторе бухгалтером.
Опять с последним трамваем вернулась домой, опять стучу в окно, Степан Иванович ворчит (он и с меня берет мелочь «за беспокойство»).
— Анюта! Не дело ты делаешь — бродишь по ночам… Когда-нибудь съедят тебя волки, которые на двух ногах… А матерь твоя куда глядит — спит себе…
А Ольга бегает на танцы, какие-то вечерушки, делает горячую укладку волос в парикмахерской.
Однажды и меня пригласила на танцы. Получив мое согласие, сбегала к себе домой и тут же вернулась с креп-жоржетовым платьем:
— Надень вот это.
— Зачем?
— Твой спортивный наряд не для танцев…
Вырядила меня, смотрю в зеркало — не я, неловко.
Тут как раз появилась моя мама:
— Чего это вы? В чем это ты? Для чего вырядилась в чужое платье?
— Мы погулять собрались.
Мама решительно потребовала снять платье:
— Будь сама собой; в своих одежках ты милее. А если твоей подружке неприятно с тобой идти — это не подружка. Никогда ничего не надевай чужого!
Я с мамой была согласна… Мне почудилось, что мой поступок «укорил» маму, причинил боль, что она не в состоянии одеть меня получше…
И мы с Олей отправились под ручку. Она — в красивом крепдешиновом платье (вся юбка в складочку), в лаковых туфельках на среднем каблучке, платинового цвета волосы красиво наплоены щипцами. Я — в сатиновой юбочке (тоже в складочку), трикотажной кофточке, в парусиновых туфлишках на низком каблуке, прямые волосы с веселой челочкой.
Красивый осенний день. Оля в хорошем летнем пальто, я в спортивной курточке. Вчера был дождь. Лужицы. Вышли из парадного. Мама моя глядела вслед из открытого окошка… Мне думалось, что мама захотела поглядеть, как отправляется гулять выросшая дочка, и радовалась этому.
Нет! Не об этом она размышляла.
Когда улеглись спать, она нервно выговаривала мне:
— Ты, дочка, слишком дешево себя ценишь, когда рядом с тобой эта дохлая Льга, — (она так ее называла за глаза). — Ты лучше, красивее, статней ее, а как ведешь себя?
— В чем дело, мама?
— А в том дело, доченька, я наблюдала из окна, пока вы с Петра Лаврова не повернули на Литейный… Ты вела свою Олечку под локоток так, чтобы, упаси бог, не наступила она лакировочками в лужу, сама же шлепала как попало… Да я бы эту Олечку специально толкала бы в лужи! Дура ты и гнида! Почему ты это делала? Ведь только потому, что она в крепдешине, лаковых туфлях?.. Если бы с Олечки снять эти тряпки, надеть на нее твои — это была бы уродина, селедка, страхолюдка! А ты и в своем наряде хорошенькая. Пойми это, не унижайся, ходи с гордо поднятой головой. Если не будешь сама себя уважать — не будут и другие. Ведь у меня душа кровью обливалась, когда я смотрела вам вслед… А все это от бабушкиного и кокиного воспитания в тебе!
Мама была права и не права. Оберегала я Олю от луж и колдобин не из-за ее лакировок и крепдешина. Не было во мне ни зависти, ни униженности… и все же почему я вела так Олю? Может, потому, что Оля позвала меня на танцы «за парня» («если вдруг ни один парень не пригласит на танец»). Нет, наверно, потому, что по-другому не представляла, независимо оттого, кого я вела бы под ручку по улице, где лужи.
Оля пыталась разобраться во мне по-своему:
— Брось ты свои книжки! Читаешь, читаешь, а какая от этого польза? Можно и без книжек интересно в жизни устроиться. Вот моя сестра — с семилеткой, а вышла замуж за секретаря райкома… Знаешь, как она хорошо живет! Чего только у нее нет! Живет весело, всем нравится. У нас в семье нет шибко образованных: мать еле-еле может расписаться, отец пограмотнее чуть; брат без образования — снабженец. Вот только брат Иван собирается на летчика учиться. А у нас все есть! А ты блаженненькая какая-то. Живете с матерью, как птички божьи, — ни кола ни двора, ни в животе, ни на теле… Все по правилам да по закону… так в стороночке и проживете, никому не полезные и не интересные…