Выбрать главу

Дмитрий Быков вон обиделся на то, что “блатной авторитет, который большую часть жизни проводит в сауне и непрерывном жертвовании на монастыри”, переехал сюда из города Блатска, что изображен в романе “ЖД”, да и деревня Лунино, о которой грезит герой, и хазары, контролирующие юг России, — оттуда же. Может, и оттуда. Но справедливости ради замечу, что страсть бандитов освящать свои дома, “мерседесы” и чуть ли не автоматы давно уже стала сюжетом для юмористических программ, так же как и “сливки общества”, одетые в бриллианты и бриони (сатирическое изображение которых поставили в заслугу Дубовицкому). Нищий же андеграунд с наркотиками, водкой, гениями, графоманами, достоевскими спорами и доморощенными террористами столь часто описывался в литературе и изображался в кинематографе, что, кажется, полностью утратил реальность, превратившись в литературный фантом.

Дело не в приоритете — возражу Быкову. В конце концов, хазар ввел в литературную моду Милорад Павич. Но у Быкова в “ЖД” и деревня Дегунино, и хазары вытекают из концепции романа и органичны. Герои же Дубовицкого какие-то картонные и действуют в картонных декорациях. Разумеется, психологизм не входит составной частью в поэтику постмодернизма. Но это не значит, что герои должны быть лишены выразительных черт и плоски, не значит, что они должны вести себя как манекены и совершать необъяснимые поступки.

Кирилл Решетников как профессионал, конечно, прекрасно видит эту манекенность героев, но ему надо было придумать, за что хвалить роман, — и он делает головокружительный кульбит, провозглашая “картонность, кукольность” — достижением “своего рода театрального реализма, обнажением бутафории”. Думаю, что, доведись рецензенту читать книгу анонимного автора, не ведая о тайнах псевдонима, — он бы и высказался без обиняков по поводу бутафорных героев, не подводя теоретическую базу под понятие “бутафорность” и не провозглашая ее новым выдающимся литературным приемом.

Что же касается меня, случись мне читать этот роман, не ведая о суете вокруг него, реакция моя зависела бы от того, с какой целью мне предложен текст. Если б решался вопрос о публикации в журнале или издательстве, я бы высказалась за публикацию молодого автора (все мы априори полагаем, что дебютанты молоды). Чувство слова у автора есть, а первые опыты все несовершенны. Мне, правда, не нравится циничный конформизм героя Дубовицкого, но еще меньше мне нравится, скажем, дебильная революционность героя Прилепина. Однако ж я никогда бы не высказалась против публикации романа “Санькя”.

Если же бы я читала этот текст в качестве члена какого-нибудь жюри, то решение зависело бы от уровня конкурса и уровня конкурентов. Я была членом жюри многих литературных премий. Исходя из собственного опыта, скажу: в шорт-лист “Букера” этот роман войти не имел бы никаких шансов, премия Аполлона Григорьева (к сожалению, умершая) — единственная экспертная премия критиков — не отнеслась бы к этому тексту всерьез, а вот премия “Дебют” роману, может, и светила бы. Во всяком случае, я, пожалуй, проголосовала бы за включение этого текста в шорт-лист. Но не за первое место. Только ведь “Дебют” присуждается автору моложе 25 лет.

Меж тем число горячих поклонников Натана Дубовицкого все множится. Вон уже и Олег Табаков заявил, что впечатлен романом и будет его ставить в “Табакерке”, причем режиссером приглашен модный ныне Кирилл Серебренников, который тут же заинтересованно согласился. Вот уже на последних “пионерских чтениях”, этакой светской политтусовке, которую время от времени проводит журнал “Русский пионер”, Никита Михалков в присутствии Суркова произнес речь, от которой, по словам журналиста Елены Ремчуковой, “все обалдели”. “Красиво глядя в зал поверх голов, как умеют только Михалковы, он сказал, что „Околоноля” — поистине великая и потрясающая книга; книга — шедевр, остро необходимый нашему народу именно теперь, как глоток свежего воздуха; автор — талантливый и великий писатель, которому удается находиться одновременно внутри повествования и над ним; такой книги у нас не было со времен „Мастера и Маргариты”. Предполагаемый автор сидел в первом ряду, — рассказывает журналистка, — но я не видела выражения его лица, поскольку не могла оторвать глаз от Михалкова” (“НГ Антракт” от 2 октября).