Славникова — мастер детали, а страницы, посвященные детству героя, — одни из лучших в романе по рельефной изобразительности и тонкости психологического рисунка. Максим Т. Ермаков не то что не любит родителей, он относится к ним как к больным младенцам, которых бессмысленно пробуждать к реальности. «Им всегда есть что предъявить в ответ на твои претензии: два букета никогда толком не леченных в районной поликлинике <...> болезней, две пары отяжелевших рук и заскорузлых ног, вытоптанный, как газон, зеленый палас, треснутый кухонный подоконник с невыводимым отпечатком некогда присохшей газеты, мутные баночки с какой-то едой в дребезжащем холодильнике, вросшие ногти, сломанные очки, вечно протекающую „дачную” крышу».
Удивительный лаконизм: вся жизнь родителей героя воскрешена через хрупкие крупицы быта, выхваченные цепким взглядом. Большие деньги не помогут этим людям, только приведут к катастрофе.
Другим претендентом на наследство является Маринка, то ли подруга, то ли любовница. Славникова с иронией, даже с сарказмом, но и с каким-то странным сочувствием рисует характер одной из тех неудачливых хищниц, которые прибывают в Москву из провинции, надеясь оторвать свой кусок счастья в обмен на молодое и красивое тело. Но тело стареет, счастья все нет, и приходится в последнем отчаянии выдирать его зубами. Таким последним шансом показался Маринке Максим Т. Ермаков, но не в силах дождаться, пока он застрелится (да еще застрелится ли? Да оставит ли ей наследство?), незадачливая хищница, словно в дурацком сериале, инсценирует собственное похищение с требованием выкупа от Максима. Инсценировка дурная, грубая, неуклюжая, тупая, Максим Т. Ермаков скверную актрису разоблачает, за что и получает от нее же пощечину. Ну не ради же Маринки стреляться.
А нельзя ли обмануть головастиков: инсценировать самоубийство и самому получить деньги? Эта мысль терзает героя, но из области миражей она превращается в проект, лишь когда в толпе пикетчиков он узнает своего старого знакомого Вована Колесникова, кошмар своей юности. Некогда он украл у Вована, соседа по общежитию, две с половиной тысячи долларов, чтобы расплатиться с настоящими бандитами, и потом долго прятался от гнева могучего парня. Спасла Максима Т. Ермакова пьяная драка, в которую ввязался Вован, после чего загремел на зону.
Спецслужбы, откопав старого врага, явно рассчитывали добавить яду в тот коктейль ненависти, который и так ежедневно пил Максим Т. Ермаков. Однако, став объектом травли, робкая офисная мышь обретает и способность совершать неожиданные поступки. Вместо того чтобы бежать от Вована и прятаться (как раньше), наш герой приглашает Вована в гости и отдает долг с процентами. За ужином и роскошной выпивкой (прижимистый некогда герой ее не жалеет) выясняется профессия Вована: водолаз. И план Максима Т. Ермакова приобретает реальные очертания. Вот кто ему нужен: водолаз. Профессионал, который поможет разыграть самоубийство: он подхватит его тело, падающее с моста, даст дышать из шланга, утянет куда-нибудь прочь. А уж получить деньги — дело техники.
На подготовке этого плана и прерывается публикация в девятом номере «Знамени», оставив читателя с чередой вопросов: будет ли Максим Т. Ермаков нырять с моста? Может ли сработать его план обмануть кагэбэшников? Застрелится герой — или нет?
Вообще-то критики, рассуждая о той или иной журнальной публикации, не придают значения тому, на каком именно сюжетном витке был сделан перерыв. Но с романом Ольги Славниковой случилось иначе. В сетевом варианте журнала оказалась утраченной стандартная подпись « окончание следует ». Это привело к тому, что критик Сергей Беляков принял половину романа за целый и откликнулся статьей «Слуга двух господ» в «Частном корреспонденте»
(8 сентября 2010 года).
Роман Белякову не понравился: не узнав знакомого писателя, искусство которого описывать предметы и нанизывать друг на друга метафоры критик высоко ценил, он решил, что автор изменил себе и что роман неудачен.
К этой, концептуальной стороне рассуждений Белякова мы еще вернемся — они того заслуживают, критик серьезный и о прозе Славниковой писал много и проницательно.