Не случайно один из самых заметных современных русских поэтов, живущий в Одессе Борис Херсонский очень мало общего имеет с сувенирным одесским мифом. Его еврейская Украина простирается от Бессарабии до Тернопольщины (см., например, книгу «Семейный архив», 2003), однако его Украина не исчерпывается иудаикой.
Философ Вольтер — государыне Екатерине:
«Катя, а что ты думаешь об Украине?
О Днепре-Днестре, о горах Карпатах,
о соломою крытых беленых хатах,
не в последнюю очередь и об этих, пархатых,
которых ты проглотила совместно с большей
частью страны, именуемой Польшей?..» [38]
Где намечается еще одна точка диалога — так это в Днепропетровске. Город этот двукультурный, в некотором смысле — зеркально по отношению к Харькову. Дважды, когда Харьков молчал, Днепропетровск становился одним из региональных центров национального возрождения: в начале ХХ века, когда здесь работал крупнейший историк Запорожской Сечи, археолог и этнограф Дмитрий Яворницкий (поэтому местный исторический музей — лучший в Украине), и в 1960-е годы, в период оттепели. Роман Олеся Гончара «Собор» (1968) не только показывает Днепропетровщину того времени, но и выстраивает культурную преемственность — через того же Яворницкого к козацким временам, которые власти тщательно пытались стереть из памяти.
Историк Андрей Портнов назвал одну из своих лекций «Днепропетровск: как рассказать историю города без истории» [39] . «Речь идет о том, что нет истории в единственном числе. Днепропетровск — город со многими историями, которые, однако, до сих пор не сложены в один нарратив. Днепропетровск — город без исторического мифа. Практически каждый знаковый сюжет в прошлом этого города имеет по крайней мере две версии и две интерпретации. <…> Поливариантность начинается с истории основания Днепропетровска. Здесь тоже две версии: одна — российская имперская, другая — козацкая. Сторонники каждой версии ищут аргументы, чтобы обезвредить нарратив другой: не объединить в одном историческом нарративе, а именно обезвредить».
Город застрял между несбывшимся козацким Сичеславом, русско-имперским Екатеринославом и советским Днепропетровском; как замечает Портнов, у городского вокзала стоит крест в память жертв Голодомора и памятник одному из организаторов голода — Григорию Петровскому. Поэтому вместо диалога культур идет скорее разговор на повышенных тонах — но все-таки разговор.
В конце концов, вопрос идентичности стоит не для одного Днепропетровска, но и для всей Украины, и если Днепропетровск найдет свой ответ, как ищут свой ответ Харьков, Волынь, Донеччина (где выросли Сосюра и Стус), то противоречия, кажущиеся сейчас непреодолимыми, исчезнут сами собой.
Единая национальная идея не может быть создана в пробирке — столичной или какой-либо иной, — но должна стать «равнодействующей миллионов воль». Национальность является культурным конструктом, а в культурном строительстве любая попытка унификации губительна, потому что ведет к упрощению. Жизнеспособная цивилизационная целостность создается из неповторимых локусов, обогащающих друг друга в сложном взаимодействии. Пестрота культурной карты Украины — едва ли не главный источник нашего сдержанного исторического оптимизма.
Книги
*
Евгений Анташкевич. Харбин. Роман. Калуга, “Облиздат”, 2011, 784 стр., 1000 экз.
Роман Анташкевича написан в уже как бы подзабытом современным читателем жанре романа-эпопеи, имевшем в русской литературе прошлого века самые разные воплощения, от “Тихого Дона” до “Порт-Артура” и “Семьи Звонаревых” Степанова. События, в которых участвуют герои романа, прослеживаются от времен революции и Гражданской войны в России до 90-х годов XX века. Особо подробно описываются предвоенные годы, а основным местом действия становится русско-китайский, а после 1932 года еще и японский Харбин. Роман, как и предполагает его жанр, густонаселен — прежде всего, это русские эмигранты от крестьян и казаков до литераторов, инженеров и — с особым вниманием и знанием изображенных — сотрудников тогдашних спецслужб, работавших не только на “красную Россию”, но японских и китайских разведчиков и контрразведчиков. То есть перед нами роман еще и исторический, написанный неторопливо, на достаточно добротном беллетристическом уровне, с хорошо проработанной фактической стороной привлеченного материала (чувствуется, что личный опыт жизни автора позволяет ему писать о работе разведки), — роман, который может быть интересен еще и попыткой автора создать образ русской колонии Харбина и ее истории.