Ржание класса перешло в рыдание. Полина Виленовна представила, что будет говорить завроно Марья Алексеевна, и в полной растерянности потребовала:
— Тогда перевесь на это место портрет Маяковского!
Первый ученик сходил за молотком, покосился на стул с восседавшей на нем Виленовной, собрал стопку учебников, встал на них, извлек из кармана гвоздь, вколотил в центр пятна, взял портрет с сине-зеленым лицом отравленного ипритом солдата Первой мировой войны и спросил:
— Полина Виленовна, а ничего, что это тот самый гвоздь?
Класс взвыл. Капля переполнила чашу своего терпения и разрыдалась, как юная институтка, распределенная в спецшколу, где ученики с ходу отослали ее на три буквы. От неожиданности первый ученик забыл, на чем стоит, и покачнулся. Стопка учебников разъехалась, и он вместе с молотком и портретом грохнулся на пол. Не столько от удара, сколько от обиды у него брызнули слезы. Испуганная перспективой отвечать за производственную травму, учительница бросилась к нему, схватила под мышки, но смогла приподнять ровно настолько, что он встал на колени.
— “Живая композиция” с картины Рембрандта “Возвращение блудного сына”, — громко прокомментировал второй ученик, планируя еще раз повысить таксу за рассказ о концептуальном произведении и закончить его парой строф из песенки Новеллы Матвеевой, напетой ему симпатичной экскурсанткой из параллельного класса:
Теченье дней, шелестенье лет,
Туман, ветер и дождь.
А в доме события — страшнее нет:
Из стенки вынули гвоздь.
Когда же и след от гвоздя исчез
Под кистью старого маляра,
Всем было довольно того, что след
Гвоздя был виден вчера.
Еще немного подумав, он заменил старого маляра на юного и дом на школу, а вместо “туман, ветер и дождь” решил было вставить “тоска, мутотень и вождь”, но вовремя вспомнил внимательные глаза с официального фотопортрета на стене школьного актового зала и отказался от своего намерения.
Мастерица драм
Котова Ирина Владимировна родилась в городе Воронеже. Окончила Воронежский медицинский институт и Литературный институт им. А. М. Горького. Доктор медицинских наук, хирург. Автор двух поэтических сборников. Лауреат нескольких литературных премий. Живет в Москве. В “Новом мире” публикуется впервые.
Хирург
Говоришь человеку “рак” с непосредственностью пингвиньей.
Он, несчастный белковый слепок, весь сжимается, тихо плачет.
Он бредет по своей ладони, по изгибам ветвистых линий.
Солнце пляшет по горизонту. День к закату, а только начат.
Ты как губка, в которой боли больше жизни и больше страха.
Ты линяешь — халат снимаешь, ты себе наливаешь виски.
Ты идешь за ребенком в садик. На рябине краснеет птаха.
Белый снег — словно белый саван. Жизнью пахнут с лотка сосиски.
* *
*
“А жизнь такова, какова она есть, и больше никакова”, —
Так говорила покойная Ленка. Была, как никто, права.
Да, действительно, вьется моя тропинка — крылышки не растут.
Нужно меньше ждать и пахать как вол в тяжком кайфе с названьем
“труд”.
Нужно меньше думать о смысле слов, чтоб не путать
Родину и Содом,
Поливать траву — пусть растет трава, даже если сгорел твой дом.
Жизнь, она мастерица драм, — все развяжет вовремя и всерьез.
Опечалишься — угостит халвой, любопытный — откусит нос.
Ленкин прах летит над рекой, застревает в бородах рыбаков.
Жизнь — она, конечно же, такова. Человек лишь в ней не таков.
* *
*
В Лету входить и нащупывать дно — может, бутылка разбита…