22
А. Марьямов — В. Шкловскому
Дорогие!
Рыл ящики, перебирал папки с газетными вырезками, увидел гигантское количество суесловных своих писаний, оказывается, то писал на Ермилова, то на Симонова1, редкий абзац «на себя», — и, спуская эти килограммы в мусоропровод, взвыл от тоски и отвращения.
Тут бы самое время уйти в скит, принять схиму, — я вдруг ясно понял, отчего это в прежнее время бывало: конечно, не бегство от «мирской суеты», а неотступная потребность усовестить самого себя.
Но из кооперативного скита, из двухкомнатной пустыньки — никуда не денешься. В ней достраиваются коридорные полки, то-сё вешается, прибивается, — надо добывать на столяров, на электромонтеров и на сортирных дел мастеров. Есть инерция, и надо забыть то, что ухнуло в мусоропровод и на что ухлопано тридцать пять лет дурацкой жизни.
Утешаюсь редакционным самотеком.
Немного, — скажем одна рукопись на пятьдесят — семьдесят, — но зато очень интересно. Молодые ребята (в самом деле, чаще всего молодые, — им и тридцати еще нет) оглядываются лет на сорок назад, перехватывают жизнь, историю общества там, где литература была от нее отторгнута, ищут новых ответов, пишут не скованно, не стерто, очень удивляются, — почему редакционные сидельцы перед ними виляют облезлыми хвостами и не печатают. «Разве нельзя?» Литература жива, — дай только выход, и будет так живо и разно, и, в конце концов, весело, как было в двадцатых. Это подспудное течение очень сильно, и я думаю, что оно — факт жизни не только художественной.
Интересно, что истоки уходят чаще всего к Достоевскому.
Завтра будет месяц, как вы уехали.
Как Вам живется? Как ведет себя гаспринский житель — граф Лев Николаевич? Как здоровье?
Кутька стал весельчаком, — ему в мусоропровод спускать нечего, и пятнадцать лет, которые он прожил, пахнут пестро и не угнетающе. Мне всегда кажется, что в свое прошлое он внюхивается, сравнивает запахи и остается доволен.
Ваш Саша.
<1962>
1 Ермилов Владимир Владимирович (1904 — 1965) — критик, редактор «Литературной газеты» в 1946 — 1950 гг. Симонов Константин Михайлович — редактор «Литературной газеты» в 1950 — 1954 гг., редактор журнала «Новый мир» в 1954 — 1958 гг. А. Марьямов работал в «Литературной газете» с 1946 года, а в 1954-м перешел в «Новый мир».
23
А. Марьямов — В. Шкловскому
Дорогие Симочка и Виктор Борисович
Вы меня попрекаете, будто я не отвечаю на письма.
Это несправедливо. Вот уже четвертое письмо, а от Вас я получил только одно (и открытку).
Только что вернулся с прелестной выставки: приехал из Праги Адольф Гофмейстер1 (по-моему, вы должны его знать и помнить; он бывал в Москве лет тридцать назад, а в двадцатых был связан с ЛЕФом2, рисовал Маяковского и Третьякова3, печатался в чешских левых журналах). Выставку он открыл на Кузнецком. Очень разнообразно, с великолепным озорством, и всегда интересно. Грузинские пейзажи, сделанные из газет с грузинским шрифтом, необыкновенно хороши. И портреты превосходны. Есть Татлин и Шагал и много Пикассо и Незвала4. И есть еще дивный карандашный Фадеев5 (тоже 30-х годов), — и просто чудо, как сумел Гофмейстер через внешность передать нутро, самое подспудное и не каждому видное, — с заботой, каким он дойдет до потомства, с кокетством и небрезгливостью, с обаянием и жестокостью, с цинизмом и сентиментальностью, — царедворец прежде всего, а все-таки немного художник.
ЛЕФом на этой выставке пахнуло так, будто консервную банку открыли.
И сам Гофмейстер оказался очень хорош — мушкетерские усы, мушкетерская грудь, живой, как гасконец, деловитый, как немец. И вместе — очень чех. И тут же его жена из американских миллионерш (женился, пока бегал от Гитлера), и очень, к тому же милая, вполне демократическая миллионерша. И сын — гимназистик с фотоаппаратом. Тоже вполне юный чех, но без всякого д’артаньянства, а с немецкой аккуратной прилизанностью. Д’Артаньянство, — оно, наверно, только у художников и осталось, почему-то именно у них. Ведь и Кончаловский был мушкетер, и Жоржик Нисский, и у Дейнеки6 это есть тоже.