Итог жизни героя нам явлен в виде трактата, который, собственно, и вызвал такое раздражение большинства тех, кто писал о романе.
Но не следует забывать, что трактат все-таки пишет не Григорий Чхартишвили, а Антон Клобуков. И пишет для себя, из потребности найти и назвать некое трудноопределимое Качество в человеке, от которого, как он уверен, зависит судьба человечества. Не найдя подходящего термина, Клобуков изобретает новое слово «аристономия». «Это закон всего лучшего, что накапливается в душе отдельного человека или в коллективном сознании общества вследствие эволюции».
«Моральные прописи, банальности, история философии для пэтэушников» — чего только тут не было сказано по поводу рассуждений Антона Клобукова.
Меня же как раз заставила обратить на роман пристальное внимание героическая (не побоюсь этого слова) попытка Григория Чхартишвили вернуть в литературу вопрос о предназначении человека, предложить подумать над неким кодексом поведения, к которому следует стремиться. Скажут: такой кодекс предложен давным-давно и явлен в Скрижалях Завета, переданных Моисею, а потом подредактирован Иисусом Христом в Нагорной проповеди. Всем нам стремиться и стремиться, чтобы достичь высот христианской морали.
Так-то оно так. Но почему-то многих выдающихся умов наличие евангельских рецептов не отвращало от желания найти еще и свой ответ на вопрос, что такое человек, зачем он живет, есть ли в его существовании некий смысл и куда он движется. И среди них не последнее место занимали русские писатели.
Правда, в наше время в литературе все эти вопросы стали почитаться почти что неприличными. Модно стало, вслед за Набоковым, потешаться над «Литературой Больших Идей». А уж желающих явиться с молотком, по набоковскому рецепту, и хорошенько «трахнуть по Бальзаку, Горькому, Томасу Манну» (как это предлагается в «Предисловии» к «Лолите») обнаружилось столько, сколько ее автору не могло и присниться. Пришел черед и самой этики.
В фильме Александра Зельдовича по сценарию Владимира Сорокина «Москва» все те ничтожества и мерзавцы, что составляют криминальный мир, сросшийся с богемой, один за другим в самую неподходящую минуту произносят знаменитую фразу Канта насчет звездного неба над нами и нравственного закона внутри нас, тем самым превращая ее в немыслимую и карикатурную банальность.
Но значит ли это, что Кант действительно нелеп и карикатурен, что никакие нравственные законы внутри нас и в самом деле не существуют и человека ничто не должно удерживать от подлости, предательства, негодяйства (да и понятий таких нет)?
Антон Клобуков то ли атеист, то ли агностик и этическую конструкцию воздвигает не на Нагорной проповеди, а на некоем подобии кантовского «категорического императива».
Первым и главным признаком аристонома, согласно трактату в клетчатой тетради, является нацеленность на развитие, на самосовершенствование. Речь идет не о толстовском нравственном самосовершенствовании, а о стремлении к расцвету собственной личности. Во всяком человеке, утверждает автор трактата, есть нечто ценное, заложенное природой, каждый человек несет в себе некий дар — к раскрытию его и следует стремиться.
Идея замечательная, но, замечу, совершенно утопическая. Смахивает на обещания теоретиков коммунизма, что в будущем обществе каждый будет заниматься тем трудом, к которому у него есть призвание и талант. Но оставляет в стороне вопрос, как быть тем, у кого никакого дара нету.
Но не будем придираться. В конце концов, слово «аристос» и означает «лучший». Люди неравны, как бы этого ни хотели теоретики равенства. И наряду со стремлением уравнять всех в обществе будет всегда действовать противоположная сила — выделить лучших.
Аристоном, согласно клетчатой тетради, должен также обладать «самоуважением, ответственностью, выдержкой и мужеством, при этом относясь к другим людям с эмпатией». Каждое из этих качеств иллюстрируется на примере литературных героев и конкретных людей. Например, князь Мышкин, согласно рассуждениям Антона Клобукова, недоаристоном: у него отсутствует самоуважение.
Достоевский бы не согласился, конечно: для него смирение героя, даже добровольное унижение — и есть высшее моральное достижение. Но Антон Клобуков стоит на своем: «...для аристонома немыслимо ни самовозвеличивание, ни самоуничижение».