Среди выставленного на сайте упомяну только еще несколько текстов в номинации “Рассказы”, которые, на мой взгляд, заслуживают внимания: “Калитка”, автор выступает под псевдонимом “Тихая сапа”; “Выйти замуж за гинеколога” Евгения Медникова, “Путешествие” Кузьмы Вострикова, “Мандаринчики” Сергея Мелентьева. Я не даю на каждый из них отдельной ссылки, все это легко найти на сервере “Тенёт” (см. первую сноску).
3
Из нового, что появилось на уже упоминавшихся в прошлом обозрении сайтах, следует остановиться на выставленной и проанонсированной Вячеславом Курицыным как событие новой повести Александра Иванченко “Купание красного коня” (впрочем, в названии не уверен — текст выставлен таким образом, что за название можно принять и еще одно словосочетание: “Поверх цензуры” и “Beyond censorship”) — http://www.guelman.ru/slava/writers/ivanchenko/title.html
Разумеется, это событие. Иванченко — писатель талантливый, всегда ставивший перед собой в литературе задачи серьезные (автор одной из самых лучших, на мой взгляд, повестей предыдущего десятилетия “Автопортрет с догом”), ушедший потом в тяжелейшую — и физически и нравственно, — но необходимую организационную работу в Союзе писателей, что тоже вызывало уважение. И вот после длительного молчания он появляется с новой вещью. Повестью-памфлетом, которую остереглось напечатать уже не одно издание, и именно поэтому Курицын, закрывший на время свой сайт “на ремонт”, прервал “ремонт” и выставил повесть.
Поначалу чтение увлекает литературной игрой с уже окаменевшими штампами осмеивающей шестидесятников литературы: знаменитый поэт Магнус Магнус, автор нашумевших поэм “Ку-ку” и “Братская АЭС”, в свете прожекторов сходит с трапа самолета — высокий, загорелый, только что с пляжей Калифорнии, широко вдыхая “тревожный воздух родины”. Затем — ироническим анализом этих штампов и многообещающими подступами к главной теме повести. Риторичность авторских деклараций снимается удачно выбранным приемом: повесть написана в виде некой развернутой статьи о некоем романе, в которой автор волен и цитировать, и кратко пересказывать несуществующий роман, и бегло комментировать, и свободно над ним размышлять. То есть перед нами игровой “жанр”, предполагающий наличие как бы повествователей трех уровней — автора романа, автора статьи о романе и собственно автора, который тоже не прячется, помогает время от времени менять первых двух местами, художественно обосновывает переходы от иронии к предельной серьезности. Это прием, позволяющий автору, не впадая в дидактику, формулировать свою тему и идею “в лоб”. Я приведу три обширные цитаты из первой половины повести.
Вот обозначение основной темы повествования: “Определяющим качеством нового времени, а может, и истории вообще, является, увы, пошлость. Она проникает в каждую клеточку исторического организма, спасая его... от гибельного пафоса... Пошлость — не просто специя, приправа в острых яствах истории, она — условие выживания эпохи, понижающее опасное для жизни напряжение времени до его практического применения — кипятильника или утюга. Опознавательные знаки пошлости... — искажения, профанации, эпигонства”.
А вот материал, на котором тема эта разрабатывается: “Художник, интеллектуал, мыслитель, этот посланник тонких миров, призван лишь свидетельствовать о существовании „того” мира, но никогда — пытаться осуществить его здесь, на земле”. “На наших глазах совершается величайший подлог, предательство интеллигенции — нисхождение художника в низшие миры, во власть, в царство кесаря; или же, что вернее, происходит последнее саморазоблачение имитаторов, никогда и не ступавших за границы этого мира и обрадованных самой возможностью подлога”.
Не могу сказать, чтобы мысли эти были так новы, но написано со страстью, с болью, написано, если так можно сказать, “персонифицированно” — здесь голос Иванченко. И потом, читая эти декларации, помнишь, что имеешь дело с художником, не раз подтверждавшим свой уровень. Немного, правда, смущает затянутость эссеистско-философских подступов и некоторая уплощенность в изображении знаменитых поэтов и литераторов — персонажи здесь даются пока в виде условных эмблемок. Затянутость вступления по контрасту заставляет вспомнить цикл статей Галковского в “Независимой газете”, где памфлетная “разогретость” пишущего на эти темы восьмидесятника, его резкость были не в пример убедительнее и талантливее.