“<…> Эдуард Вениаминович, существует ли положение вещей, которое вас устраивало бы? <…> А может, вас не устраивает сам способ существования белковых тел?” Вопросы — в связи с публицистическими книгами Э. Лимонова “Русское психо” и “Контрольный выстрел” (обе — М., “Ультра. Культура”, 2003).
Карл Шлегель. Москва и Берлин в ХХ столетии: два города — две судьбы. Авторизованный перевод с немецкого Кирилла Левинсона. — “Неприкосновенный запас”, 2003, № 4 (30).
“Назад в ту довоенную эпоху пути нет, и романтизировать Берлин как место встречи Германии с Россией в течение первой половины ХХ века нет причин”.
См. также: Марк Печерский, “Прогулки по Берлину” — “Интеллектуальный Форум”, 2001, № 4 <http://if.russ.ru>.
См. также: Татьяна Щербина, “Берлин и Психея” — “Вестник Европы”, 2001, № 1 <http://magazines.russ.ru/vestnik>.
См. также: Александр Бикбов, “Москва/Париж: пространственные структуры и телесные схемы” — “Логос”, 2002, № 3-4 <http://www.logos.ru>; весь этот номер “Логоса” посвящен Городу.
Владимир Шумихин. <Рецензия на роман Сергея Болмата “В воздухе”>. — “Критическая масса”, 2003, № 3.
“Наткнувшись в „Озоновском” релизе на упоминание веса „ВВ”, я было подумал об опечатке или подтасовке фактов: в книге 431 страница. Этот странный факт выбил меня из колеи, и, оторвавшись от рецензии, я попросил взвесить книгу в ближайшем магазине на электронных весах: домашний безмен ее не брал. „Озон” не соврал: ровно 430 грамм. „Все правильно, — сказала продавщица. — Страница — грамм”. — „А переплет?” — урезонил я работника прилавка. Пришлось сбегать домой и за первым романом Болмата. Оказалось: „Сами по себе” (254 стр.) весит ровно 250 грамм. Тенденция оценивать современную прозу в категориях нетто и брутто представляется чрезвычайно актуальной и продуктивной. В художественном же отношении фунт „ВВ” не перевешивает „четвертинки” „СПС”, но и не уступает ей”.
Михаил Эпштейн. Варваризация и латинизация. Для некоторых новых русских слов больше подходят нерусские буквы. — “НГ Ex libris”, 2003, № 37, 16 октября.
“<…> алфавит — это не униформа языка, а способ наиболее осмысленного и наглядного представления конкретных слов... Так что дело не столько в алфавите, сколько в лексическом составе того языка, для которого выбирается алфавит. Русскому языку нужно расти из своих собственных корней, чтобы оправдать кириллицу, заслужить ее как самый ясный и достойный способ представления своей лексики”.
См. также: “<…> я не просто еврей, которому суждено было родиться в России, а еврей, добровольно живущий в диаспоре, в рассеянии, где бы я ни находился — в России или в Америке, так сказать, выбравший диаспору. Наконец, я не просто американец, а американец в первом поколении, собственного почина и призыва, сам пересекший Атлантику, чтобы обосноваться в Новом Cвете. <…> Я русский литератор и американский профессор. По образованию филолог, по начальной профессии — литературовед и критик, по дальнейшему профессиональному самоопределению — культуролог, философ, славист, по интересу и влечению — лингвист. По моему опыту, чем больше идентичностей, тем полнее реализуется волновая, протеическая функция „я” — и тем меньше дискомфорта”, — говорит Михаил Эпштейн в беседе с Денисом Иоффе (“Картотека поэтологических гносеологий” — “Топос”, 2003, 8 октября <http://www.topos.ru>).
См. также: Михаил Эпштейн, “Проективный словарь философии. Новые понятия и термины” — “Топос”, 2003, 15 октября; 4 и 20 ноября <http://www.topos.ru>.
Cм. также: “<…> интервью философа Михаила Эпштейна. Он сейчас в Америке живет. Я с ним в свое время спорил. Давно. Не важно. Вроде приличный человек… Я был поражен: он, в сущности, в восторге от этого случая (11 сентября. — А. В. ). Его интервью называется „Страх — высшая ступень цивилизации”. Он говорит, что эта высшая ступень, он ее называет хорроризм (от латинского hоrrоr — „cтрах”, „ужас”), уже наступила. Он приводит там эту дикую выходку Штокхаузена, который дней через пять после 11 сентября, выступая в Гамбурге, сказал, что 11 сентября — высшее художественное совершенство в истории человечества!.. Вот что страшно, потому что это вроде приличные люди, не маньяки и не религиозные фанатики”, — говорит Геннадий Айги в беседе с Вячеславом Сергеевым (“Новое время”, 2003, № 40, 5 октября <http://www.newtimes.ru>).