Для некоторых участников сегодняшних дискуссий такое употребление слов «Империя» и «Царство» самоочевидно и полностью оправдано. Но подчас терминология, принятая в одном круге авторов, за пределами этого круга мало- или превратно употребима. Само собой разумеется, что это нередко лишает горячие споры сколько-нибудь содержательного смысла.
Заметим, впрочем, что с понятием Империи дело обстоит достаточно просто: вынося за скобки бранящуюся этим словом бульварную публицистику, мы придем к более или менее однородному его употреблению. Не помню, кто первый сформулировал основную идею империй: единение ради общего блага. В империях, в отличие от национальных государств, включаемые народы и культуры не ассимилировались и не уничтожались, они имели возможности существования и развития. Речь шла, разумеется, не о равенстве; но покоренные народы боролись порой не за отделение, не за свободу: целью бывало получение имперских прав, как у восстававших самнитов — предоставление Самнию латинского гражданства. В каком неимперском государственном образовании возможна подобная борьба?1
Но не будем увлекаться, ограничим наши рассмотрения христианской Российской Империей. Определение ее — лучшее, возможно, из существующих — дал Владимир Соловьев: «Настоящая империя есть возвышение над культурно-политической односторонностью Востока и Запада, настоящая империя не может быть ни исключительно восточною, ни исключительно западною державою. Рим стал империею, когда силы латино-кельтского запада уравновесились в нем всеми богатствами греко-восточной культуры. Россия стала подлинной империею, ее двуглавый орел стал правдивым символом, когда с обратным ходом истории полуазиатское царство Московское, не отрекаясь от основных своих восточных обязанностей и преданий, отреклось от их исключительности, могучей рукой Петра распахнуло широкое окно в мир западноевропейской образованности и, утверждаясь в христианской истине, признало — по крайней мере в принципе — свое братство со всеми народами».
Раскроем теперь Георгия Федотова. Что такое Империя? «Это прежде всего лад и строй, окрыленная тяжесть, одухотворенная мощь… Все волшебство <…> северной петербургской красоты заключается в примирении двух противоположных начал: тяжести и строя… Эта эстетическая стройность Империи получает — по крайней мере стремится получить — и свое нравственное выражение…»
Конечно, и Федотова, и Соловьева нетрудно упрекнуть в неконкретности, в «красивостях». «Лад», «строй», «крылатая свобода» — что все это, в самом деле, значит? Или же вот: «признало свое братство». Когда это было? Как и где?
Но ничего не поделаешь: Империю — ее надо не меньше чувствовать, чем понимать. Зато почувствовав, представив перед собой цельный образ Империи, мы легко разглядим и в деталях типические ее черты. Империя всегда открыта миру, она легко принимает в себя чужое — и в то же время сама она экспансивна, всегда стремится вдаль и вширь. Империя может быть строга, даже жестока. Но она всегда великодушна, предана своим друзьям, способна к бескорыстию.
Либерализм связан с Империей часто2, демократия — почти никогда. И еще: в Империи всегда существуют и укрепляются с ходом времени личное достоинство, личная свобода. Это какой-то глубокий внутренний закон: в Империи бывают периоды произвола, «зажима»; но проходят немногие десятки лет, и оказывается — свобода без усилий восстановилась, взяла свое.
Сложнее, нежели с понятием Империи, обстоит дело с понятием Царства: ему в сегодняшнем словоупотреблении соответствует несколько различных, достаточно далеких друг от друга религиозно-исторических категорий. Часто этот термин теологизируется, сакрализуется: Царство, монархия — единственный богоустановленный строй, прочие государственные устройства небогоугодны, они могут быть в лучшем случае лишь терпимы. Однако усмотреть в Библии непосредственную связь Царства земного с Небом нелегко, сказано в Книге несколько иное: «И созвал Самуил народ к Господу в Массифу. И сказал сынам Израилевым: так говорит Господь, Бог Израилев: Я вывел Израиля из Египта, и избавил вас от руки Египтян и от руки всех царств, угнетавших вас. А вы теперь отвергли Бога вашего, Который спасает вас от всех бедствий ваших и скорбей ваших, и сказали Ему: царя поставь над нами» (1 Царств, 10: 17–19). Господь и поставил над Израилем земную власть — Царя, снизойдя этим к слабости Своего народа. Жаждущим же вкусить непосредственного божественного мироустройства следует, таким образом, стремиться не к монархии, а к непосредственному пророческому правлению многострадальной страной. Что вполне логично, но уровню нашей праведности соответствовало бы вряд ли. Безусловно, попахивающие хилиазмом грезы — серьезный показатель общественных настроений; но все-таки в фундаментальных теоретических спорах Царство как сакральное понятие вряд ли следует брать в расчет.