…А вообще Таня была радостным человеком. Она любила писать о праздниках и праздничности — иногда приподнято, иногда с иронией, но всегда весело. Она сама была носительницей праздничного тонуса. Очень больно вычеркивать из наших ежемесячных анонсов ее фамилию, так их украшавшую. Больно знать, что в телефонной трубке никогда уже не раздастся ее приветственно-четкий голос, самой интонацией обещающий, что вас одарят, а не обременят разговором, а под конец вселявший надежду на лучший исход, даже когда никакой надежды быть не могло.
Остается помнить, перечитывать, собирать разрозненное и, слушая Глинку, Калинникова или Свиридова, а кому дано — Штокхаузена, вспоминать, как она здорово нам их объясняла.
Новомирцы.Позволю себе поделиться одним личным воспоминанием. Где-то в середине семидесятых годов, когда Татьяне Чередниченко было немногим более двадцати лет, но она успела уже заявить о себе как о весьма значительной и яркой личности, на одной шумной вечеринке при немалом скоплении народа я назвал ее своей занозой — и это было почти что объяснением в любви. Она как заноза вошла в мое сознание, и с тех самых пор при всех расчетах своих композиторских стратегий я так или иначе должен был учитывать ее позицию. Это не значит, что мы водили тесное знакомство. Мы могли не видеться годами, но мы действовали в одном пространстве и постоянно ощущали присутствие друг друга. Со временем я заметил, что далеко не одинок и что «пронзенных» личностью Татьяны Чередниченко становится все больше. Это не значит, что «пронзенность» всегда носила восторженный характер, — в целом ряде случаев она вызывала и негативные реакции. Но подобные реакции неизбежны, если речь идет о радикальном прорыве, а Татьяна Чередниченко именно и осуществила такой прорыв в области музыкознания. Она разбила узкоцеховые рамки присяжных музыковедов и обрела ослепительную возможность совершенно по-новому думать и писать о музыке. Во времена фундаментальных сдвигов и подвижек в самом основании культуры она была одной из немногих, кто смог не только интуитивно ощутить эти сдвиги, но принять в них сознательное, волевое участие. У Кафки есть притча под названием «Ночью». В этой притче говорится о ночном страже, который бодрствует, когда все спят: «А ты бодрствуешь, ты один из стражей и, чтобы увидеть другого, размахиваешь горящей головешкой, взятой из кучи хвороста рядом с тобой. Отчего же ты бодрствуешь? Но ведь сказано, что кто-то должен быть на страже. Бодрствовать кто-то должен». Я всегда вспоминаю эти слова, когда думаю о Татьяне Чередниченко. Она безусловно относится к немногочисленному племени ночных стражей, что подают друг другу неведомые световые сигналы во мраке всепоглощающей ночи. И я верю в то, что время — если оно еще у нас есть — покажет нам это.
Композитор Владимир МАРТЫНОВ.Книги
Равиль Бухараев. Дневники существований. Рассказы, эссе, воспоминания. СПб., «Русско-Балтийский информационный центр „Блиц“», 2003, 608 стр., 1000 экз.
Эссеистская проза известного поэта и прозаика, материалом для которой стали впечатления автора о жизни в Европе, впечатления от поездок по России, Индии, Америке. Лирико-философская тональность первой части — «Дневники существований» естественно переходит в повествование второй ее части — «Дорога Бог знает куда» — к размышлениям о содержании нашего религиозного чувства, об иудаизме, о христианстве и особо — об исламе в современном мире.
Псой Короленко. Шлягер века. Послесловие И. Кукулина. М., «Новое литературное обозрение», 2003, 300 стр.
Тексты песен Псоя Короленко (к книге прилагается сидиром с записью песен в авторском исполнении), а также собрание его эссеистики, посвященной стихотворцам и исполнителям в России и за рубежом (Марк Фрейдкин, Алик Копыт, Шиш Брянский, Алла Пугачева, Йукси Йукконен, Ив Монтан, Ганс Зиверс и другие).
Леонид Латынин. Русская правда. Томск-М., «Водолей Publishers», 2003, 558 стр., 500 экз.