Уильям Батлер Йейтс. Голгофа. Перевод Станислава Минакова. — «Союз Писателей», Харьков, 2002, № 1 (4).
Пьеса 1921 года. Действующие лица: Три музыканта (их лица загримированы под маски), Христос (в маске), Лазарь (в маске), Иуда (в маске), Три Римских Легионера (их лица скрыты под масками или загримированы как маски).
Юрий Каграманов. Америка приглашает к диалогу. — «Посев», 2003, № 10 <http://posev.ru>.
«Надо заново создавать образ Америки, который более или менее соответствовал бы оригиналу и, между прочим, позволял бы сохранять по отношению к нему определенную дистанцию».
Вера Калмыкова. Валерий Брюсов: в предчувствии науки ХХ (ХХI?) века. — «Toronto Slavic Quarterly». University of Toronto. Academic Electronic Journal in Slavic Studies. 2003, № 5 <http://www.utoronto.ca/slavic/tsq/tsq.html>.
«Напомним, что Валерий Брюсов был чуть ли не единственным, кто спорил с В. И. Лениным по поводу статьи „Партийная организация и партийная литература“, в которой концептуализировалась печально известная ныне „теория отражения“. Как ни дико прозвучит, но нет ли смысла подумать о влиянии ленинской теории — разумеется, в облагороженном виде, да и не только и не столько ее одной, — на концепции Московско-Тартуской семиотической школы, разрабатывающие идею „вторичного моделирования“ в искусстве <…>».
Владимир Кантор. Петр Великий и второе норманнское влияние. — «Вестник Европы», 2003, № 9 <http://magazines.russ.ru/vestnik>.
«Эпоха Петра Великого как эпоха второго норманнского (варяжского) влияния».
Ирина Качур. Свобода и мораль в контекстах иудаизма и европейской философии. — «Время искать». Журнал общественно-политической мысли, истории и культуры. Главный редактор Марк Амусин. Иерусалим, 2003, № 8.
«<…> в статье принципиально не содержатся никакие оценочные суждения по поводу представленных здесь идеологий. Предполагается, что каждая идеология может подходить для людей определенного типа».
Аркадий Киреев. Был ли Аркадий Стругацкий «агентом влияния» КГБ? — «Лебедь». Независимый альманах. Бостон, 2003, № 347, 1 ноября <http://www.lebed.com>.
«<…> идея вечной необходимости спецслужб, более того — всенародной, даже всечеловеческой, благотворности их деятельности, оказывается как минимум той „жертвой вечерней“, ради которой КГБ хранил, лелеял и берег писателя АБС — весьма полезного и особо ценного „агента влияния“ на умы и души „советских людей“…»
Всё — на домыслах, предположениях.
См. также: Николай Александров, «Ничего не объяснять. „Комментарии к пройденному“ Бориса Стругацкого» — «Газета», 2003, 5 ноября <http://www.gzt.ru>.
Сергей Кирилов. О необходимости контрреволюции. — «ГражданинЪ», 2003, № 4, июль — август.
«Трагедия между тем заключается как раз в том, что никакие „буржуи“, вообще никакие новые люди к власти в России не пришли (тогда как приход любых иных, чем советско-коммунистическая номенклатура, людей, пусть сколь угодно малосимпатичных, был бы как раз благом)».
Константин Ключкин, Саня Лачан. Прорыв «Сопрано». — «Критическая масса», 2003, № 3.
«[Cериал] „Сопрано“ — это двигатель реструктуризации телевизионной среды, прорыв в языке массовой культуры и, наконец, радикальная художественная новация в жанре драматического телесериала. <…> Функция теленасилия и телесекса двояка. В первую очередь нарратив, построенный на определении болезни с последующими оздоровлением или маргинализацией больного, определяет границы того, что есть нормальный член общества. Проинформированный телезритель начинает контролировать самого себя, освобождая государство и прочие властные инстанции от необходимости контролировать граждан <…>. Оздоровленный телезритель говорит на языке теплых человеческих чувств, твердых моральных устоев, демократических ценностей и политической корректности. Этому языку учат в школах и вузах, его знание необходимо для успеха в обществе. Характерно, что именно речевое насилие — самая регламентированная область телепродукции. <…> Особенно ярко художественный прорыв „Сопрано“ заметен в языке. Ксенофобия, расизм, жено- и мужененавистничество, гомофобия, бытовая обсценность органично и ярко вплетаются в речь персонажей. Языки фольклора, улицы, приватной сферы, национальных и социальных групп, лежавшие за пределами регламентированного общенационального дискурса, неожиданно оказываются в его центре, на одном из самых популярных каналов. Уникальное достижение „Сопрано“ заключается в том, что ему удалось художественно мотивировать сочетание одиозных стихий таким образом, что американский зритель смог до приятной боли в душе ощутить, что насилие и секс не есть одинокий удел маргинала, что из их комбинации соткана ткань повседневности. Включая „Сопрано“, телезритель возвращается к ощущению, что бесконечная и бесперспективная борьба со стихиями, обуревающими его жизнь, — это нормально».