— ???
— Заросли вкрадчивой мглы, колючки больно впиваются в тело, скользко во мраке, и шатка земля, сыростью тянет и прелью… Если прислушаться, стоны можно услышать, душ неприкаянных ропот…
— Слушай, ложись-ка спать, хватит нести околесицу! И выключи, наконец, лампу!
Такой вот между ними происходит ночной разговор.
Ну и точка, пожалуй.
Спальный районКогда живешь в центре, любой район за пределами, скажем, Садового кольца уже начинает казаться не просто далеким, но и загадочным, как лес или другой город. Выходишь из метро в конце какой-нибудь, скажем, «красной» или «зеленой» ветки и обнаруживаешь, что действительно будто бы неведомо где. Вроде и дома те же, да не те. Москва — чисто условно. Белые современные строения, не сказать чтоб слишком красивые, немереные пространства, деревьев и прочей растительности почти нет, даже машин мало, и солнце над головой — яростное.
Ощущение, что место — посередь пустыни, а вовсе не на семи холмах. И как в пустыне, солнце здесь белое, и дома тоже кажутся особенно белыми, может, пока еще от новизны, незадымленные. И людей почему-то мало — то ли все на работе, а работа в центре, то ли еще где…
Разве что вечером забурлит, заклубится жизнь — народ начнет возвращаться, поток из метро…
А днем почти никого, редкий прохожий встретится на огромных просторах. Магазины, однако, открыты, продавщицы скучают, смотрят на белое солнце и белые дома, стоя возле дверей (внутри душно), на сероватые от пыли чахлые кустики, и, возможно, им кажется, что где-то совсем неподалеку лениво плещется и вздыхает море, и вот-вот долетит оттуда легкий бриз, принесет йодистые запахи водорослей.
Только ветерок, увы, приносит лишь тучу пыли, рассеивая мимолетное бирюзовое (о, море в Гаграх!) видение, и тогда начинает мерещиться за домами вовсе не море, а совсем противоположное — пустыня, зыблющиеся барханы, раскаленный добела струящийся песок, летящий в глаза.
Море — хорошо, пустыня — плохо.
Странно, но кажется, что и люди здесь какие-то другие. В движениях смуглых продавщиц томная замедленность, девушки сладко потягиваются, поднимая руки и выпячивая крепкие груди, расчесывают длинные волнистые волосы, подкрашивают глаза или губы, нехотя перебрасываются словами.
Так же медлительны и редкие покупатели, они словно задремывают перед витриной, вглядываясь в выставленный там вполне обычный ассортимент продуктов, и кажется, что попали они сюда случайно, просто забрели от нечего делать — вот так постоять поглазеть, имитируя процесс выбора. Но даже если и покупают что-то, то купля-продажа происходит все в том же замирающем режиме — вроде как ничего и не надо.
Нет, это не Москва.
Оказавшись в этом районе, Гарик чувствует себя не совсем в своей тарелке, как если бы действительно попал в другой город. Он беспокойно оглядывается по сторонам, с удивлением взирая на все эти белые дома и светящуюся даль по-за ними, заслоняется ладонью от летящей в лицо пыли. Он поправляет темные очки, чтобы белое солнце не слепило глаза, а песчаные кристаллики не засоряли их. С этим новым не обжитым (им, Гариком) пространством что-то надо немедленно делать, чтобы пустыня не поглотила случайного путника, каковым он себя ощущает здесь.
Собственно, это могла быть даже и какая-то другая планета — словно из лемовских фантастических романов, Марс там или иная, и там бы тоже время текло по-другому и клубились пылевые смерчи.
Веселое и тоскливое чувство потерянности обычно подступает к горлу Гарика, когда тот попадает в новое место. Поэтому он просто не может не познакомиться с какой-нибудь его миловидной обитательницей. Это не столько хобби или охотничий донжуанский инстинкт, как может показаться, сколько психологическая необходимость. Другой город должен быть как-то приручен, а что для этого лучше всего? Разумеется, обзавестись здесь новым знакомством, с девушкой или женщиной, — верное средство для адаптации и познания нового места.
Да, девушки для Гарика — вроде спасительной бухты или лоцмана в этом незнакомом волнующемся или, напротив, штилевом море. Появление на горизонте симпатичной аборигенши воспринимается им с надеждой и трепетом, как обещание если не спасения, то самообретения.
Дело в том, что в новом для него месте Гарик перестает чувствовать себя самим собой, у него самопроизвольно зарождаются совершенно нелепые вопросы вроде: зачем он здесь и что это за чудное место, куда занесло его бог весть какими путями, даже если у него в сумке командировочный лист или бумага, которую ему надо передать в некую контору (по работе Гарику приходится заниматься и этим)? Так что ему срочно нужно подтверждение, что он — это именно он, а не кто-то другой.