— Да погоди ты! Домой! На хрен тебе его домой! Ты его не прокормишь! — Рахимов уже завелся, и все те качества, за которые его хвалило начальство, готовы были немедленно проявиться. — А вот мы еще посмотрим! Я еще их накручу, чтоб они благодарность на меня командиру направили! Ну, на нас то есть... Лепешка есть? И веревка!
— Лепешка мне самому нужна, мне ее жена на обед дала, — обиженно сказал Буриев. — Веревка еще!.. ремень вон автоматный возьми.
— Елки-палки, да верну я тебе лепешку! — пламенел Рахимов. — Где лепешка? Давай сюда! Пошли скорей!..
6
В двадцатые годы, когда революция воспламенила шестую часть планеты, эту страну — Таджикскую Советскую Социалистическую Республику, столицей которой стал Хуррамабад (вместо благородной Бухары, волею административных переделов оказавшейся на территории сопредельной советской республики), — складывали силой. Несколько разнородных земель говорили примерно на одном языке, более или менее исправно платили дань одному эмиру, но все же не забывали спесиво осознавать самоуправство своих собственных бекств. Все они оказались беспомощны перед непомерными усилиями власти и в конце концов были собраны и сбиты под единое начало. Примерно так железный обруч сжимает бочарную клепку или тугая веревка — охапку дров.
Однако стоит веревке лопнуть, как поленца разлетаются с той именно силой, с какой были стянуты ее концы.
За семьдесят с лишним лет казавшаяся вечной стальная скрепа проржавела, отрухлявела, прогнила и порвалась.
Страна развалилась на прежние составляющие, каждая из которых имела свои представления о будущем.
Некоторые земли хотели бы видеть это будущее похожим на совсем недавнее прошлое. А иные — на значительно более древнее. Одни стяги были красного цвета или в крайнем случае розового. Другие отливали зеленью. Трепетали и третьи, и четвертые, и пятые, знаменуя собой наличие различных сил и устремлений... Такие разные, эти силы и устремления походили друг на друга только тем остервенением, с которым хотели добиться своего...
Как известно, основой всякой гнусности является глупость. Глупости хватало, потому и гнусностей было не занимать.
Вкрадчивая повадка войны (похожей на торфяной пожар, когда огонь, совсем уж было залитый и потушенный, опять занимается то тут, то там) не позволяла составить о ней четкое представление. Никто точно не знал, что, где и как происходит. Слухи и беженцы текли из района в район. От них явственно веяло средневековьем. Говорили, что каратегинцы уходили...
— ...каратегинцы уходили?..
— ...куда уходили?..
— ...куда-то уходили...
— ...потом оппозиция приехала...
— ...откуда?.. кто?..
— ...ай, откуда! памирцы, наверное, кто ж еще!..
— ...на чем?..
— ...ну на чем ездят?.. на “КамАЗах” приехали...
— ...а тут узбеки перешли границу и двинулись воевать...
— ...с кем?..
— ...да с оппозицией же!..
— ...какие узбеки? зачем? им-то какое дело?..
— ...откуда нам знать? — какие-то регулярные части...
— ...кто их разберет!..
— ...в общем, война была полтора дня...
— ...полтора?..
— ...какие полтора! три!..
— ...а кулябцы где были?..
— ...не знаю, где были кулябцы...
— ...подождите, это их танки вошли в Курган-тюбе?..
— ...кто их знает, чьи!..
— ...чьи-то танки вошли, да...
— ...все перепутано... разве поймешь!..
— ...я только знаю, что кабадианские девушки, спасаясь...
— ...от кого спасаясь?..
— ...не знаю, от кого!..
— ...от оппозиции, должно быть...
— ...да, кабадианские девушки — невинные, чистые, юные — препоясывались веревкой...
— ...зачем?..
— ...да погоди ты!..
— ...говорю же — препоясывались веревкой, накладывали камни за пазуху и с одобрения родителей бросались в Амударью!..
— ...зачем?..
— ...господи, ну что тут непонятного?! чтобы не подвергнуться насилию!..
— ...насилию?..
— ...да, насилию!..
— ...со стороны кого?..
— ...ай, какая разница!.. все готовы к насилию!..
— ...и тогда часть беженцев ушла в сторону Курган-тюбе...
— ...а часть двинулась на берег Аму...
— ...но прилетели вертолеты...