Выбрать главу

Историософский чертеж книги безупречен: метафизика русской истории раскрывается на пути от Новгородской Софии к Москве, где Премудрость Божия узнала себя в Успевшей Богородице, а затем, в день падения Русского царства, открылась в образе Коломенской Державной хранительницы Земли Русской.

Таинственен исток Московского царства, таинственен и его исход. Автор, щедро делящийся с читателем тайнами прошлого, целомудренно умолкает перед тайнами будущего — еще не раскрывшимися и в полной мере не обнаружившими себя.

КНИЖНАЯ ПОЛКА АННЫ ГОЛУБКОВОЙ

+ 9

Массимо Маурици о. «Беспредметная юность» А. Егунова: текст и контекст. М., «Издательство Кулагиной»; «Intrada», 2008, 254 стр.

Однотомник Андрея Егунова (Николева), включивший в себя также и обе редакции поэмы «Беспредметная юность», уже выходил в Вене в 1993 году под редакцией Г. Морева и В. Сомсикова. Вторая st1:personname w:st="on" редакция /st1:personname поэмы и ее отдельные фрагменты, насколько можно судить по приведенной в книге библиографии, публиковались в периодике. Однако эти издания в настоящее время практически недоступны даже профессиональным литературоведам, не говоря уже о более широком читателе. Поэтому нынешнее отдельное издание обеих редакций поэмы стало восполнением одной из многочисленных лакун, существующих в наших представлениях об истории литературы ХХ века. На мой взгляд, эта поэма — значительное произведение, которое со временем займет подобающее место на полке русской классики. Кроме текста поэмы, книга содержит также подробную биографию, комментарий и библиографию трудов Андрея Егунова и посвященных ему работ современных исследователей. Некоторый недостаток книги уже отмечал в своей рецензии Григорий Дашевский: она представляет собой нечто среднее между монографией и комментированной публикацией. В первом случае обе редакции поэмы следовало бы разместить в приложении, во втором случае приложением стали бы биография и комментарий. Тем не менее замечателен обширный кругозор автора комментария и его трепетное отношение к русской литературе. Контекст поэмы, намеченный итальянским филологом, уже дает возможность ее многопланового прочтения. Надеемся также, что и другие исследователи не обойдут своим вниманием этот замечательный памятник русской литературы 1920 — 1930-х годов. Эта книга еще раз подтверждает печальную мысль о том, что мы до сих пор не имеем полной картины происходившего в русской литературе этого периода.

 

Дмитрий Кузьми н. Хорошо быть живым. М., «Новое литературное обозре­ние», 2008, 352 стр.

Это первая книга человека, издавшего очень многих современных русских поэтов, инициатора и куратора многочисленных литературных проектов и вообще — одной из ключевых фигур современного литературного процесса в целом. Его стихи, переводы и статьи публиковались в различных журналах, сборниках, антологиях, но отдельная книга появилась впервые более чем за двадцать лет активного участия Дмитрия Кузьмина в литературной жизни. Конечно, это издание сразу привлекло к себе внимание литературного сообщества, тем более что оно, кроме стихов самого Кузьмина, включает также переводы британских, американских и украинских поэтов. Эта книга хорошо демонстрирует разницу между сложившейся репутацией или даже, если хотите, мифом о несгибаемом кураторе и реальной творческой личностью. О стихах Кузьмина, в том числе уже и об этой книге, написано достаточно много. Однако читатель с некоторым удивлением обнаруживает, что в стихотворениях, кроме всего прочего, присутствует еще и большая доля сентиментализма, причем чуть ли не в таком же виде, как и в конце XVIII века. Стихи Кузьмина, со всем их вниманием к мелочам, к отдельному мгновению, утверждают непреходящую ценность частной жизни, что в наше время, когда происходит постоянное сужение области личного, конечно же очень важно. Очень любопытны также предисловие, составленное из фрагментов интервью, взятых у Кузьмина в разное время различными деятелями литературного процесса, и комментарии к стихам, которые сами по себе являются полноценным произведением. Особенно хороши комментарии, превращающиеся временами в беглые заметки о себе, о времени и о жизни вообще. И вот как раз здесь Кузьмин выступает не в роли беспощадного критика, учителя или пропагандиста, такой привычной для большинства участников литпроцесса, а в роли тонкого, умного и чувствительного наблюдателя, замечающего в окружающем мире многие важные и существенные детали.